чарующе. И это слияние окончательно уничтожит нашу нелепую размолвку. Потом муж нехотя оторвется от моих губ, постарается за шутками скрыть охватившее его волнение, достанет влажные салфетки и будет вытирать мое лицо. Возможна другая последовательность — сначала салфетки, потом поцелуи.
Моим мечтам-прогнозам не суждено было сбыться. Максим пристально и любовно смотрел на меня, но вдруг бровь его дернулась, слегка нахмурился.
Он спросил:
— Меня гложут смутные сомнения, как говаривал Иван Васильевич. Ты убивалась по мне или другой повод имелся?
Что-то выдало меня, подтвердило догадку мужа. Хотя, казалось, кроме безграничной любви к Максиму, у меня других чувств не осталось.
Он склонил голову, посмотрел на часы. И когда поднял глаза, у него было уже совершенно другое лицо. Рабочее, служебное, лицо человека, которому досаждают с глупостями, когда требуется сосредоточиться на серьезных проблемах.
— Через полчаса у меня важное совещание, — сказал Макс. — Я попросил бы тебя…
— Погоди! Ты не понял, ошибся! У меня никого нет! Ничего не было! Ты напридумывал!
Он пожал плечами, как бы недоумевая бурным эмоциям по ничтожным поводам.
— Майка рассказала про твои подозрения. Они нелепы, они…
— Девочки! Вы вольны фантазировать на любую тему. Но! На будущее: Лида, я попросил бы не врать про свои несчастья, не беспокоить моих коллег и не срывать меня с места Когда тебе очередной раз взбредет в голову на пустом месте устраивать истерику, вспомни сказку про пастушка. Он кричал: «Волки! Волки!», и всем надоело прибегать. Когда явились настоящие волки, они пастушка скушали. Ясно выражаюсь?
— Максим! — простонала я. — Давай все забудем? Давай как прежде?
— У тебя пробелы в памяти. Забыла, что я ушел к другой женщине?
— Ты не мог! — не то воскликнула, не то прошипела я. — Ты дал слово. Ты никогда не нарушаешь данного слова.
Максим пожал плечами: мол, всякое случается.
Усмехнулся:
— И на старуху бывает проруха. Давай поменяемся местами.
Стать на место другого человека: противника, компаньона, начальника — Максим предлагал нередко. Чтобы я поняла мотивы, которые движут человеком.
Поэтому затараторила:
— На твоем месте я проявила бы элементарную жалость и сочувствие к жене, которая в тебе души не чает…
— Поменяемся местами в автомобиле, — перебил Максим. — Я сяду за руль, отвезу тебя.
Он вышел из машины, обошел ее, открыл мою дверцу. Ничего не оставалось, как вываливаться.
— Порядок? — спросил милиционер, когда я проходила мимо.
— Нет, ужасный беспорядок.
— Ага, по вашему лицу видно.
— Домой или в офис? — спросил Максим, заводя мотор.
— Родной мой, послушай…
— Домой или в офис? — зло повторил Максим. — При отсутствии ответа на вопрос я выхожу из машины.
— В офис.
— Приведи себя в порядок. Ты похожа на индейца, дорвавшегося до красок.
— Максимушка…
— И заткнись!
Если Максим просит заткнуться, надо молчать. Это касается не только моего мужа, любого мужчины. Когда мужчина более не может слышать женских стенаний, он их действительно не может слышать. Но наша извечная ошибка — продолжать моросить, доказывать свою правоту или навязывать участие. Много раз наблюдала у Майки. Ее Владостас хворает, а при болезнях, как зверь в логове, предпочитает отлежаться в берлоге, в тишине и спокойствии. Но Майка знай свое: Владик, тебе грелку дать? Владик, попей горячего молочка Владик, я тебя шерстяным пледом укрою. Владик, давай температуру померяем. На каждое ее выступление муж рычит: оставь меня, уйди. Но Майка не унимается: Владик… Владик… Владик… И больному Владику хочется, чтобы она сгинула на веки вечные. И если бы в этот момент кто-нибудь Майку прибил, Владик сказал бы ему спасибо.
Одно дело знать правила, другое — следовать им.
Глядя в маленькое зеркальце, вытирая лицо салфетками, несмотря на требование заткнуться, несколько попыток достучаться до мужа я еще совершила. Чем, понятно, разозлила его еще больше.
Даже последний спасительный прием: разговор о сыне — не принес успеха.
— Разговаривал с ними сегодня дважды, — отрезал Максим. — Все в порядке. Замолкни!
Глава 9
Сон на бигудях
Подъехав к моему офису, не выключая мотор, Максим вышел из машины, с лязгом захлопнул за собой дверь, не попрощался. Видела, как он голосовал на дороге, остановился старенький «жигуленок», Максим сел в него и умчался.
Бессонная ли ночь, стресс ли, пережитый на банкете «Ларчика», рыдания, предательство мужа, а скорее, совокупность всех этих замечательных событий привела к тому, что я совершенно обессилела. Меня даже не трясло в ужасе от ухода мужа. У меня просто не было сил для переживаний. Будто выскребли до тонкой корочки мои тело и душу, ничего не осталось. За надувной оболочкой — воздушная пустота. Ткни иголкой — сдуюсь, поддай коленом — улечу в небо.
Противное ощущение. Когда тебе ничего не хочется, ничего не волнует, не желается, не грезится и не беспокоит, то ты представляешь собой живой труп.
И все-таки одно желание у меня было — уснуть. Заснуть и не проснуться. Или, что привлекательнее, проснуться и найти прежнее положение вещей. Чем черт не шутит? И за что Богу на меня сердиться?
Откинув спинку кресла, я свернулась калачиком, накрылась пальто и отбыла к Морфею.
Разбудил меня стук в окно. Спросонья показалось, что нервничает давешний милиционер, уставший охранять меня.
И, нажимая на кнопку, чтоб опустить стекло, бормотала:
— Уезжаю, уезжаю, не волнуйтесь.
Но это была мой менеджер Катя, а не постовой.
— Уезжаете, Лида? Ой, а там вас люди ждут. Переговоры на семнадцать назначили, уже пять десять. Ой, а наши все говорят, что вы в машине спите. Ой, правда. Ой, а что у вас с лицом? Заболели?
Как всякая деловая женщина постоянно пребывающая при параде, без макияжа я выглядела хворой. Тут заболеешь. Никакой косметикой не скрыть горя. Но попытаться надо.
— Хватит ойкать. Иди, успокой партнеров, скажи: скоро буду.
Подручными средствами — теми, что имелись в косметичке для корректировки макияжа в течение дня, принялась маскировать печали.
Затренькал сотовый телефон. Высветился номер Назара. Перебьется, жмем кнопку «отбоя». Всего неотвеченных двенадцать вызовов. Не слышала, спала как убитая. Соответствует истине — я и есть убитая. Из двенадцати десять вызовов от Назара. Пошел бы ты, борщеед лживый, куда подальше! За прокладками!
