— Дорого тебе обошлось? — не удержалась Инна от вопроса, когда все закончилось: профессор убыл в столицу, Борина мама вернулась домой.
— Новенький «Мерседес», — ответил Борис. — Мечтал о навороченной тачке, откладывал. А сколько потерял за две недели отсутствия в бизнесе! Не сосчитать.
Хотя Боря ответил честно на ее же вопрос, Инна не удержалась от упрека:
— Мамино здоровье на «мерседесы» меряешь.
Борис посмотрел на нее, как смотрят на человека, который дилетантски судит о вещах сложных, понимать не понимает, а мнение имеет.
Вздохнул и попросил:
— Присмотри тут за ними, ладно?
Когда Борис собрался жениться, привез невесту знакомить, Инна отсутствовала. В летнем детском лагере работала музыкальным преподавателем. В том же лагере главным воспитателем был Олег, ее будущий муж. Их роман походил на отравление веселящим газом — постоянное радостно-возбужденное настроение днем, фантастические свидания по ночам. Спали не больше двух часов, но энергия била ключом.
На свадьбу Бориса, в Москву, Инна не ездила. Две пары родителей отправились без нее. Олег вывихнул ногу, и забота о его правой нижней конечности казалась Инне важнее любых празднеств. И выбора не могло быть: пышное венчание в столице, банкет в дорогом ресторане или страдающий Олег, которому требовались то холодные, то горячие компрессы, то чаю, то коньяка, то борща, то поцелуев.
Отец Инны, вернувшись из Москвы, отозвался о свадьбе кратко:
— Богато гуляли.
Мама о невесте сказала:
— Миленькая.
Через полгода и у Инны была свадьба. Борю с женой пригласили, но они не приехали. Прислали щедрый подарок — тысячу долларов.
Так и получилось, что Инна в глаза не видела Бориной жены. Он практически перестал наведываться на родину. Его мама и папа теперь сами ездили в Москву летом, на две недели. Долго, целый год готовились, а возвращались не особо счастливые. И неизменно говорили о Бориной жене:
— Она миленькая.
«Миленькую» Инна не увидела, даже когда случилось несчастье: родители Бори погибли в автомобильной катастрофе. Приехал хоронить один. Черный от горя, со зримыми самоупреками на лице: я так мало о них заботился — Боря не располагал к вопросам, которые вертелись у Инны на языке. Что за жена, которая не потрудилась проводить в последний путь родителей мужа?
Да и сам Боря не дождался поминок на девять дней:
— Не могу остаться. Вот деньги, пожалуйста, организуйте как следует… девять, сорок дней…
— Боря! — нахмурилась мама Инны. — Мы, конечно, организуем поминки. Но устанавливать памятник на могиле…
— Через несколько месяцев, когда земля осядет, — подхватил отец Инны. — Деньги-то ты пришлешь, не сомневаемся…
— Но самому надо бы присутствовать, чтобы по-людски, — тихо закончила мама Инны.
На установку памятника (самого роскошного по их местным возможностям) Боря приехал.
А через два года умер от инфаркта отец Инны. Борис выразил глубокое соболезнование… по телефону. И прислал столько денег, что хватило и на похороны, и на поминки, и на памятник…
— Хочешь еще чаю? — спросила Инна.
— Да, пожалуйста. Вкусный у тебя чай. Нечто особое?
— Конечно, — разливала по чашкам Инна. — Места, как ты помнишь, у нас грибные. По весне отравляюсь на поиски галлюциногенных грибочков, ты сейчас от них удовольствие и получаешь.
— Серьезно? — вытаращил глаза Боря.
Инна покачала головой:
— Всего лишь мята и зверобой. В Москве с чувством юмора плохо? Или тебя бизнес разучил шутки шутить?
— И то, и другое. Плюс развод. Варфоломеевская ночь, помноженная на еврейский погром и возведенная в степень извержения Везувия на Помпеи. Я полысел даже, видишь? — Борис ладонью сдвинул волосы со лба.
— Ерунда, мелочь, совершенно незаметно. А вот у меня на фоне развода появилась экзема, — с изощренным хвастовством поделилась Инна. — Живот, руки и ноги покрылись зудящими красными пятнами. Чесалась ночью и днем. Особенно привлекательно смотрелось на частных уроках: барабанит за немалую плату по клавишам ребенок, а преподаватель то под кофту руку запускает — чешется, то локоть скребет, то колено.
— Мощно, — оценил Борис. — Как прошло?
— Благодаря интеллекту.
— У женщин встречается интеллект?
— Редко, но бывает.
— А по пунктам?
— Пункт первый: обычно женщины все несчастья, связанные с подлыми мужиками, копят и складывают, берегут и лелеют. Но при любой возможности вытаскивают на свет божий и принародно демонстрируют свои накопления.
— Согласен. Морская Свинка обожала рассказывать приятельницам про мои ужасные пороки. Заметь, ее приятельницы — жены моих коллег по бизнесу. Верх тупости! На меня смотрели как на придурка: с бабой справиться не может. Пункт второй имеется?
— А как же! Дочесавшись почти до костей, я разозлилась. И решила свои беды обернуть своими достижениями — пункт второй.
— Еще понять бы, что ты сказала… — принялся выкручивать ухо Борис. — По-прежнему увлекаешься психологией?
— Да. Наш педагогический институт превратили в университет. Открыли факультет психологии. На фоне развода я поступила на вечернее отделение.
— И преподаватели помогли тебе избавиться от чесотки?
— Перестань выкручивать уши, не нервничай. Преподаватели у нас так себе. Они хороши как погонялка перед экзаменами. Сама справилась. Приказала себе: «Заруби на носу: ты приобрела ценный опыт, продолжаешь жить, у тебя новые интересы, увлечения, и все у тебя будет отлично, потому что теперь тебя на кривой козе не объехать». Кстати, «заруби на носу» — это конкретно. Как только подкатывало желание поплакаться на судьбу, я подходила к зеркалу и била себя по носу: «У тебя новая жизнь…» — и далее по тексту.
Борис рассмеялся.
— Что смешного? — спросила Инна.
— Представил тебя перед зеркалом, как бьешь себя по носу и приговариваешь кодирующую установку. Нос не распухал?
— Бывало. Зато экзема прошла. Ваня, сыночек, очень тосковал без отца, все время ждал папу. Приходилось его развлекать, отвлекать и всячески изображать, что жизнь наша прекрасна. В какой-то момент обнаружила, что мама в мое отсутствие клеймит Олега, бывшего зятя, на чем свет стоит. Прихожу домой, а Ванька мне заявляет: «Мой папа нехороший, его надо гнать поганой метлой». Мамина терминология. Пытаюсь ей объяснить, что нельзя маленького сына настраивать против отца, она упорно стоит на своем: метлой, и точка. Словом, тоже конфликт, требовалось урегулировать.
— Сколько Ване?
— Скоро четыре. А твоей дочери?
— Пять лет.
