Стихи и эссе

их губы и морщины вокруг них
разглаживаются, выражая

не просто удовольствие от
ощущения власти, но удовлетворение

от сознания правоты, воплощение
Fortitudo, Justicia, Nous. [222]

Ты можешь не любить их
(А кто любит?), но мы должны им

за базилики, за мадонн,
за словари, за пасторальные стихи,

за городскую учтивость.
Без этих судебных ртов

(принадлежащих подавляющему большинству
величайших мерзавцев)

каким убогим было бы наше существованье,
привязанное к жизни в лачугах,

в страхе от окрестной змеи
или речного духа,

нас, изъясняющихся на местном жаргоне
в три сотни слов,

(подумай о семейных ссорах и
авторучках с ядом, подумай о выведении пород),

и в этот полдень не нашлось бы власти,
что присудила б эту смерть.

III

Где угодно, где-нибудь
на широкогрудой жизнетворной Земле,

где угодно между ее пустынями
и не пригодным для питья Океаном,

толпа застыла неподвижно,
ее глаза (сливающиеся в один) и ее рты

(кажется, что их бесконечно много)
невыразительны, абсолютно пусты.

Толпа не видит (то, что видит каждый)
спичку из коробка, обломки поезда,

спущенный на воду эсминец,
ей не интересно (как интересно каждому)

кто победит, чей флаг она подымет,
скольких сожгут живьем,

ее не отвлечет
(как отвлек бы любого)

лающий пес, запах рыбы,
комар на лысине:

толпа видит лишь одно
(что только толпа может видеть) —

прозрение того,
кто делает то, что уже сделано.

В любое божество, в которое верит человек
каким-угодно путем исповедания,