интересный опыт. Мы сделали перевод 'Волшебной Флейты' для телевидения NBC, и мы решили разговорные перерывы написать двустишиями. Конечно, почти все выступавшие были певцами… которые никогда не читали стихи прежде; была только одна роль, исполняемая профессиональным актером. Певцов мы смогли научить чтению стихов немедленно. Певцы, не читавшие стихи прежде, могли научиться этому за десять минут, потому что они знали, какой был задан ритм. Но профессиональный актер доставил нам много хлопот.
Корр. — Вы ощущаете, что согласованное действие в Американском театре еще больше разрушает умение произносить стихотворную строчку?
Оден — Конечно, они уже растеряли это умение. Действие походит на футбольный матч. Поэзия очень ненатуральная. Одно из главных показателей в оперном пении — то, что Вы не можете притвориться, что это натурально.
Корр. — Вы ощущаете, что оперное либретто ограничивает — что оно требует жертв…?
Оден — Ну, да. Конечно, Вы должны забыть все, что Вы обычно подразумеваете под сочинением поэзии, когда Вы пишете поэзию, которая будет прочитана или будет продекламирована или спета. Это — полностью различные виды искусств. Естественно, подчиняешься композитору. И каждый сам может судить, насколько сильно один стимулирует другого. Но это — половина проблемы: ограниченность. Некоторые тексты, которые справедливо были бы признаны абсолютным хламом, внезапно, после исполнения, становится интересными. И наоборот.
Корр. — Как заметил Аддисон [359] об Итальянской опере в Лондоне начала восемнадцатого столетия — то, что является глупым, когда говоришь, можно спеть.
Оден — Ну, это не совсем так, особенно сегодня, когда композиторы еще более зависят от качества либретто, чем прежде. То, что либреттист не лакей, верно уже начиная со Штрауса [360] и Хофманншталя [361].
Корр. — Как произошло сотрудничество в 'Похождениях повесы' [362]?
Оден — Ч. Коллман [363] и я подготовили заранее либретто, хотя сначала я переговорил со Стравинским, чтобы получить идею того, что он хотел сделать. Ему казалось, что он нашел интересный тему для оперы. Это была последняя сцена Хогарта[364] в Бедламе, где был изображен опустившийся блондин. Фактически Стравинский никогда не использовал это, но интуитивно так думал: 'Сегодня это — актуальная тема.' В конце концов, это никем не использовалось вообще…
Корр. — Как Вы можете охарактеризовать ваши рабочие отношения со Стравинским [365]?
Оден — Он был всегда абсолютно профессионален. Он брал тексты, которые я посылал ему и устанавливал на музыку. Он всегда очень сильно переживал из-за ритма, который, был, видимо, сложен для него, поскольку до работы со мной никогда не использовал тексты на английском языке.
Корр. — Вы переписывались так же, как Штраус и Гофмансталь?
Оден — Нет. Забавно в их переписке, которая, к счастью для нас, сохранилась — было то, что они работали по почте, потому что они не могли вытерпеть друг друга!
Корр. — Вы со Стравинским обсуждали работу по телефону?
Оден — Нет, я очень не люблю телефон и никогда не говорю долго, если я могу без этого обойтись. Вдруг появляются люди, которые просто не дают отойти от телефона! Я помню историю мужчины, который подошел к телефону и стоял, как заключенный, казалось, целую вечность. Женщина говорила и говорила. Наконец, в отчаянии, он сказал ей, 'Я срочно должен отойти. Я слышу — звонит телефон!'
Корр. — Что Вы скажете об опере Ганса Вернера Хенза [366]?
Оден — Именно с начала двадцатого века художник-гений, чтобы сделать свою работу, должен эксплуатировать других людей. Своего рода натуральное чудовище. Поэт. Это произошло в австрийской горной гостинице в 1910 году. Была забавная путаница с названием, 'Элегия для Молодых любовников', которые появились на документе доверенности адвоката как 'Аллергия для Молодых Любителей'.
Корр. — Вы участвовали в ее создании?
Оден — Естественно. Настолько, насколько мне позволяли, с современными театральными режиссерами не всегда легко.
Корр. — Вы наслаждаетесь суетой?
Оден — Да, люблю. Я ужасно несдержан.
Корр. — Поэзия содержит музыку?
Оден — Можно говорить об устной 'музыке', пока каждый помнит, что звук слов неотделим от их значения. Ноты в музыке ничего не обозначают.
Корр. — Каково различие в ваших целях, когда Вы пишете текст, который должен быть положен на музыку? Есть различие в вашем методе?
Оден — Сочиняя слова, которые должны быть положены на музыку, нужно помнить, что, вероятно, только одно слово из трех будет услышано. Здесь нужно избегать усложненных образов. Подходят — глаголы движения, междометия, перечисления и такие существительные как луна, море, любовь, смерть.
Корр. — Вы автор слов гимна ООН, музыку к которому написал Касальс [367]. Расскажите о Ваших целях и средствах при его написании?
Оден — Сложность при написании гимна ООН заключалась в том, чтобы не оскорбить чью-либо концепцию человека, природы, мира, в том, чтобы избежать самых избитых клише. Я решил, главное, все музыкальные образы, для музыки, в отличие от языка, нужно сделать интернациональными. Я переписывался с Касальсом, и он чрезвычайно щедро изменял свою музыку, если я чувствовал, что он неправильно акцентировал слоги.
Корр. — Из-за чего появился Ваш интерес к исландским сагам?
Оден — Мой отец обратил мое внимание на них. Его семья произошла из области, которая когда-то являлась местом дислокации для армии Викингов. Имя Auden часто упоминается в сагах, обычно писалось Audun. Но у нас нет никаких генеалогических деревьев или чего-нибудь вроде того. Моя мать приехала из Нормандии, то есть она была наполовину скандинавка, поскольку Норманы были из Скандинавии. У меня была родственница по имени Берч (Береза), которая вышла замуж за Джона Констебла [368]. Семья, я понимаю, была разъярена, что она вышла замуж за живописца. Я видел несколько ее портретов, написанные им — она, видимо, была очень красива. Другая моя родственница вышла замуж за индуса. Это совпадает лучше, мне кажется, с семейной традицией, которая гласит, что или каждая пусть выходит замуж за англичанина — или пусть выходит замуж за Брамина!
Корр. — Ваш отец был доктором?
Оден — Да, был. Но в то время, когда моя мама вышла за него замуж, медицину не считали респектабельной профессией. Одна из ее теть сказала ей незадолго до свадьбы, 'Хорошо, выходи за него, если хочешь, но никто не придет к Вам!'
Корр. — Вы верите в классовые различия, общественные устои и формы?
Оден — В известной степени, да; каждый говорит людям, если у него есть что сообщить — это делает плавный ход событий еще более гладким. И я уверен, что первая предпосылка к цивилизации — способность вести вежливую беседу.
Корр. — Много художников и авторов или присоединяются к СМИ или используют свои методы в создании или редактировании своей работы.
Оден — Это конечно никогда не привлекало меня. Я согласен с такими людьми как Норман Майлер [369], умеющий этим правильно пользоваться. Лично,
