Над городом висит.На что же будешь ты похож, когда рванет гробниц базальтИ явит чародея гроб,И страж его — мегалоподВслед за тобой тип-топ?И что ответишь ты, когда рой нимф взлетит, крича,Из пересохшего ручья,И из развершихся небесТвой Пантократор прогремит: 'Кто и зачем ты здесь'?Ибо, когда воскресших пустит в плясПод яблоней хорал,Там также будут, Фортунат,Те, кто не рисковал.Те, кто у копей солевых копаются в тени,Кому бессмысленные дниВ жару иль в дней концеПредстали в тошных мыслях их,В оливковом венце.
Проснувшись в День Седьмой Творенья,Они обнюхали с опаской все окрест:И привередливые ноздри их — признали,Что этот тип, кто с ними был, исчез.И травоядные, и хищники, и червиИскали на земле и под землей —Но ни следа его присутствия, лишь дыры,Да берега, покрытые смолой.Руины, груды металлического хлама,Вот, что оставил — этот — за собой,Рожденный, чтобы сделать промежутком,Ненужным для Творенья, День Шестой.Ну что ж, ему не свойственен был запах,Как существу, чье дело — выживать.Но — ни ума, ни такта, ни величья,Как у рожденных в Первые — те — Пять.И, в соответствии с естественным развитием,Его Бесстыдство приказало долго жить.И День Седьмой шел, как тому и должно,Как если б Времени не прерывалась нить.Красиво, счастливо, с бесцельным совершенством…Ружья раздался трескИ расколол Аркадию на части,Шабаш субботний прекратив.Ужель не знали, для кого их сотворили?Вернулся этот тип,Богоподобнее, чем мыслили они,И кровожаднее, чем память сохранила.
В метре от носа почти что, смотри,Моей Персоны границы, внутриПространство, где воздуха целина —Личная собственность, вся сполна,Прохожий, но разве что в мыслях альков,Тогда я по братски делиться готов,Границ не нарушить нагло врагу:Я безоружен, но плюнуть могу.