последующая деятельность Богдана ставит его неизмеримо выше подобной клеветы. Во всем, что он делал, красной нитью проходит сознание огромной важности государственной и национальной идеи и неуклонное (пусть с временными зигзагами), исполненное ответственности служение этой идее.
Не прошло и двух недель со дня злополучной битвы под Берестечком, как гетман энергично организовал новый отпор полякам, что, конечно, никак не вяжется с досужей версией об его «измене». Что касается предположения о бегстве Богдана «страха ради», то и оно не выдерживает критики: десятки и сотни раз он доказал, что трусость он презирал.
Причина ухода Хмельницкого с поля сражения заключалась, конечно, в том, что он надеялся посредством личного вмешательства уговорить хана вернуться[141]. Однако Ислам-Гирей хорошо продумал игру, которую начал. Возобновлять борьбу с поляками он отнюдь не намеревался, зато появление у него беззащитного гетмана натолкнуло его на мысль, что не худо бы придержать у себя этого неукротимого человека: такая карта всегда могла пригодиться. Поэтому хан не только не прервал поспешного отступления, но и не отпустил из своей ставки Богдана, сделав его фактически пленником, Богдан находился под стражей, по некоторым сообщениям — даже связанный[142].
Станислав Освецим сообщает, что Хмельницкому удалось выкупиться за 150 тысяч талеров. Быть может, он и в самом деле дал татарам выкуп, но большего внимания заслуживает информация, переданная царю Алексею Михайловичу его украинским агентом, подьячим Григорием Богдановым. Там имеется указание, что Иван Выговский «поехал наскоро на Украину к войску, которое войско оставлено было для береженья пограничным городам… И он да тех Татар велел козаком побивать и полон и всякую добычю отнимать… И он де козаком наказывал, чтоб они Татаром говорили: будет гетмана Крымской царь вскоре не отпустит, и он, писарь, собрав войско, тотчас пойдет и станет ево ждать на перевозех и учнет на перевозех людей ево побивать… и Крымскому де царю учали, пришод многие мурзы, говорить: для чего он у себя гетмана держит и с Войском Запорожским нелюбов всчинает? И Крымской де царь говорил, что он гетмана держит при себе по любви… и он де велит его, гетмана, отпустить и проводить до Украинных ево городов»[143].
Выговский заговорил с ханом на самом понятном для того языке, и результат не замедлил воспоследовать; что касается выкупа, то это очень правдоподобно: деньги татары брали во всех случаях: и с врага и с союзника.
Исчезновение Хмельницкого, разумеется, произвело плохое впечатление на его войска. Поле битвы осталось за поляками. Однако отступление было совершено козаками в относительном порядке. Принявший начальство Джеджалий отвел армию на новую позицию. За ночь козаки вырыли с трех сторон окопы и поставили сцепленные возы. С четвертой стороны их прикрывало глубокое болото.
Когда прошел первый приступ ликования, паны принялись обсуждать, что делать дальше. Штурмовать ли козацкий лагерь или повести осаду? «Предприятие это было нелегкое, — пишет Освецим, — табор козацкий был многолюдный и огромный, так что конца его не было видно, в нем пылали многочисленные костры и кругом возвышались сильные земляные укрепления, притом козаки уже находились в отчаянии, а отчаяние даже боязливых делает храбрыми».
Решили осаждать. Со всех сторон полетели в козацкий лагерь ядра и пули. Козаки энергично отвечали, но, конечно, их огонь был значительно слабее польского. Джеджалий послал к королю парламентеров с единственной целью: добиться хоть на день перемирия и увеличить брустверы. Ночью козаки под начальством Богуна совершили вылазку, нанесли большой урон осаждающим и перетащили к себе несколько пушек. Паны злобствовали. Обсуждая условия, на которых следует договориться с козаками, «одни заявляли, что надо оказать милосердие, казнив смертью только старшuну и особенно выдающихся бунтовщиков, другие же настаивали, чтобы, дав слово относительно прощения и потом отняв пушки и оружие, распределить пленных по полкам, перебить их поголовно, отнять у оставшихся все привилегии, на вечные времена запретить употребление оружия, истребить их веру и навсегда уничтожить самое имя козаков»[144].
Положение осажденных день ото дня становилось все более критическим. На узком пространстве были заперты многие десятки тысяч людей, в значительной части незнакомых с дисциплиной, не обладавших выдержкой и хладнокровием. Управляться с ними было очень трудно. Отряд в тысячу козаков под начальством полковника Балабана был поставлен позади лагеря, чтобы препятствовать уходу мелких партий.
Болото, которое прикрывало тыл осажденных, играло теперь для них роковую роль, препятствуя отступлению. В одну из первых ночей козаки сумели перебраться через него, применив чрезвычайно остроумный прием — один из тех, который обессмертил их имена в истории народных войн: они разложили пики свои по болоту, по пять вместе, на шесть вершков одну от другой, Причем концы пик соприкасались так, что образовался один, сплошной ряд. Затем козаки начали перекатываться по пикам, переворачиваясь с боку на бок; последние, выбравшиеся на твердую землю, переволокли за собой все пики.
Но поляки усилили наблюдение, и повторить эту операцию более не удалось. С мужеством отчаяния козаки пытались улучшить свое положение. В ночь на 24 июня они произвели вылазку, потеснили два полка, но на другой день были снова выбиты Конецпольским.
Погода была очень неблагоприятна для осажденных. 25 июня Освецим записывает: «Ночью козаки приготовлялись к сильной вылазке, но ливень, продолжавшийся в течение всей ночи, помешал им».
В этот же день поляки получили радостное для них известие: князь Януш Радзивилл разгромил под Черниговом выделенный Богданом заслон, которым командовал Небаба [145]. Случилось это так. Небольшой польский отряд переправился через Днепр и напал на козацкие гарнизоны. Небаба с пятнадцатигысячным войском устремился на поляков, а в это время Радзивилл с крупными силами переправился на фланге у Небабы и окружил его. Застигнутые врасплох козаки были разбиты. Небаба долго отбивался от врагов. По выражению польского летописца, он «не допустил взять себя в плен; когда ему изранили правую руку, он защищался левою, пока его не убили».
Восхищенные таким поворотом военного счастья, паны решили покончить с осажденными. 26 июня они открыли огонь из всех пушек. «Началась такая пальба, что козаки, как сами они сознавались, думали, что земля под ними провалится». В польском обозе было слышно, как ядра ломают козацкие возы.
Козаки послали делегатов с просьбой о мире. Потоцкий зло насмехался над козацкими послами, паны старались всячески унизить их. Послы покорно сносили все обиды.
В конце концов Потоцкий сообщил мирные условия: от козаков требовалось выдать Хмельницкого, Выговского, шестнадцать полковников, примкнувших к восстанию православных шляхтичей, разорвать союз с татарами, отдать все пушки, распустить по домам всех «хлопов», а самим ожидать решения сейма о новом устройстве козацкого войска.
Послы принесли эти условия в козацкий лагерь. Состоялась массовая бурная рада. Наименее стойкие согласны были обещать выдачу Хмельницкого: заглаза его легко можно было чернить, легко было представить виновником всех бед, испытываемых осажденными. Джеджалий и другие возражали и отказывались подписать этот пункт. Другие же пункты были отвергнуты единогласно. Рада постановила сообщить полякам, что козаки хотят мириться на условиях зборовских статей.
Такой ответ взбесил упоенных успехом панов. Потоцкий выгнал послов, осыпая их ругательствами и угрозами. Битва возобновилась.
Среди осажденных нашлись люди, предпочитавшие позор и неволю смерти. Видя невозможность склонить на свою сторону большинство, они стали перебегать к полякам в одиночку. Остался у поляков полковник Крыса, входивший в состав одной из мирных делегаций; пришли с повинной многие православные дворяне, явился даже предводитель одного из самых крупных загонов, безжалостный Лисенко. Он направился прямо к Иеремии Вишневецкому, рассчитывая, очевидно, поразить его своим «превращением» в польского приспешника. Иеремия обошелся с ним по-свойски: отaмана разорвали на двух досках, соединенных посредине гвоздями и расходившихся в разные стороны.
30 июня стойкость козаков дрогнула. Все настойчивее раздавались голоса о безнадежности сопротивления, Вместо Джеджалия начальником был избран общий любимец — Богун.
Богун произвел очередную успешную вылазку, но она не повлияла на общую обстановку. Тогда он решил гатить болото, построить плотину и перевести по ней сперва козаков, а затем остальную массу
