пунктов. Произошло это, когда леса, овраги, открытые нивы, деревенские строения, узкие, извилистые дороги припорошились первым неглубоким снегом, когда в самом воздухе ощугилось раннее предзимье. Еще сложнее приходилось вести прочесывание малодворных лесных деревень, организовывать погоню за бандитами. Весь личный состав полка не знал ни часа покоя. От командиров эскадронов ежедневно поступало в штаб по два — три донесения о занятии сел и деревень, выставлении на дорогах своих застав. Украинский вел разведку во всех направлениях: где обнаруживалось вражеское кодло — туда и бросал эскадроны на его уничтожение. Сами балаховцы теперь уклонялись от боя, а уж где пытались нападать, то при численном перевесе, с уверенностью в удаче. Театр боевых действий рассредоточился на большом пространстве.
При преследовании врага на острие решающих ударов большинство сложных операций командир полка возглавлял лично. Миновал октябрь, к исходу клонился ноябрь, наступали зимние холода, а бои с булак — балаховцами все еще продолжались.
Вот — вот должно было завершиться изгнание врага за пределы российской государственной границы. Бандиты неистовствовали в своих зверствах над пленными советс
кими воинами и мирным населением, остервенело пьянствовали и насильничали. Громившего их красного командира Украинского ненавидели люто, по — волчьи затаив на него звериную злобу.
Выйдя с полком на линию Колки — Копцевичи — Ко- маровичи, Иван Митрофанович придерживался той же тактики активного поиска и ликвидации недобитков. С эскадронами выезжали и он сам, и Филиппосов, и Власов.
— Прячутся гады, — высказывал неугомонный командир свои соображения ближайшим помощникам. — Значит, мы их должны найти и сполна уничтожить.
24 ноября полк стоял в деревне Большой Воротын. Переправившись вброд через реку Птичь у деревни Сели- щи, по следам отступающего врага двинулся к деревне Копцевичи. У деревни Хойна настиг и основательно потрепал балаховцев, в результате чего они отступили к деревне Филипповичи. В те два дня только второй эскадрон Сергея Тащилина захватил в плен сто балаховцев.
На 25 ноября совместно с 17–м кавполком соседней 17–й стрелковой дивизии решительным ударом намечалось добить противника. По точным разведданным Николая Широкова, в 9 часов 30 минут 25 ноября 1920 года Иван Украинский извещал командира 17–го кавполка:
«Противник полчаса назад двинулся из деревни Кома- рово по направлению к Грабово. Я с полком двигаюсь по его следам».
К сожалению, общего удара по врагу не получилось. В то роковое утро, нисколько не сомневаясь в незыблемости взаимодействия с соседями, их участии в согласованном наступлении на противника, Украинский стремился поскорее настигнуть балаховцев и завязать с ними очередной, можно сказать, завершающий бой. Он находился в головном строе четвертого эскадрона Ивана Разогреева. За прошедшие дни как в этом, так и в других эскадронах в результате непрерывных схваток с бандитами кони кавалеристов сильно притомились, на них нельзя было набрать нужный темп движения, иные каввзводы изрядно поотстали от головной колонны.
Требовалось преодолеть более десятка верст. Первопутная предзимняя дорога была пустынной и ненаезженной, по ней тянулся лишь один слабый санный след. Комэск Разогреев выслал впереди себя дозор, двигался ходко, без каких?либо помех. На пуги встречались и лес
ные куртины, и пологие заснеженные поля. У самого Гра- бова равнину то там, то здесь пересекали невысокие заросли кустарников, скрывавшие окраины деревни. С неба, медленно кружась, срывались редкие снежинки. Парный дозор, не встретив ничего подозрительного, не подавая никаких сигналов тревоги, приближался к безлюдной деревенской улице. Невдалеке от него по дороге двигался и весь эскадрон, за ним и неполносоставный полк.
Вдруг справа и слева из?за кустарников по отряду хлестнули тугие струи свинца. Засада! Бандиты, пропустив дозор красных, ударили по основному ядру во главе с комполка. Враг укрепился и замаскировался в заранее оборудованных окопах.
Украинский, крутнувшись с конем на рыхлой снежной целине, подал громкую команду:
— В атаку! За мной!
Это были последние слова в жизни красного командира Украинского. Сил его измотанного полка оказалось недостаточно для того, чтобы выбить бандитов из Грабо- во. Отсеченный пулеметными очередями от своих бойцов, раненый командир полка, укрывшийся за трупом своего убитого боевого коня, отстреливался от бандитов, пока не потерял сознание от большой потери крови. Враги захватили его, когда в нем едва теплилась жизнь. В зверином бешенстве и злобе там же, на поле боя, они подвергли его чудовищным издевательствам и мучительной смерти. Вместе с Украинским пали в бою два командира взвода и четыре красноармейца.
По подразделениям 1–го Кубанского кавполка с невероятной быстротой разнеслась среди бойцов весть о гибели их любимого командира и боевых товарищей, сердца конников клокотали яростной местью. Сокрушив заслоны врага мощным ударом, они, словно грозная туча, ворвались в деревню, в которой, как оказалось, сосредоточилось с награбленным добром большое число булак — балаховцев.
— Руби!
— Руби!
В неистовом гневе несся боевой призыв конников. Из деревни живым не выбрался ни один бандит. В тот же день после грабовской атаки эскадрон Сергея Тащилина, обнаружив противника, в скоротечной схватке наголову разбил еще один балаховский отряд, взял около ста его солдат в плен.
В Грабове комиссар полка Власов подписал следующий документ:
Так в неяркий предзимний день оборвалась жизнь прекрасного человека, воина без страха и упрека, отсверкали над его головой сабельные молнии и навсегда умолк в его ушах свист пуль и осколков шрапнели. Через сколько прошел он сражений! И вот буквально за сутки до массового бегства булак — балаховцев в польское закордонье пал он в неравном бою и лежал теперь неживой и бездыханный у штаба полка в пароконных розвальнях на высокой подстилке из свежей ржаной соломы, укрытый от глаз ломким негнущимся брезентом.
Потом тело командира обрядили в новое обмундирование и положили в железный гроб, изготовленный руками его друзей — умельцев по бывшему арттранспорту. Сразу похоронить его не удалось. По приказу Томина кавполк выступил в район Слуцка, где в числе последних добивались остатки балаховских банд. У гроба с покойным не
отлучно находились его брат Иван и земляк — тихоречанин Яков Мастюхов. В первые часы казалось, что и с младшим Украинским случится непоправимое несчастье. Он пережил тяжелый сердечный приступ, когда увидел своего убитого и исказненного, безмерно дорогого брата. Их связывало не только кровное родство. В неменьшей степени — и общий боевой путь с начала гражданской войны на Кубани. Все радости и горести братья делили пополам, были необыкновенно дружны.
Изменив направление на северо — запад, полк принял участие в заключительных боевых операциях. Его штаб и тыловые службы расположились в деревне Пасека, в 10–12 верстах от железной дороги Слуцк — Могилев, где не очень давно им уже довелось побывать. Высказывалось предложение (поскольку было
