хозяйка, как в русских народных сказках: корми, пои, баиньки укладывай. От бани тоже не откажемся. А утром мы опять на войну пойдем… Ты вообще, мать, в курсе, что в мире творится?
Журналист схватил факел и бросился в проход. Рассыпая во все стороны снопы искр, стал искать чеку. Краем уха он слышал, как Куклюмбер втирает тете Эмме что-то про стремительный армагеддон, непотребное поведение бесов и козни хитрой девочки с косичками.
Так и не найдя чеку, Степан бегом вернулся в зал. Дыхание у него сбилось, пот валил градом, колени ходили ходуном.
— Ты чего там суетился? — поинтересовался бобер, приподняв бровь.
— Как чего? Чеку твою искал!
— Зачем? — искренне удивился Куклюмбер.
— На место вставить, чтобы граната не взорвалась!
— А-а… — Куклюмбер хмыкнул и отодвинулся подальше от журналиста. Спросил: — Ты психически уравновешенный? В роду отклонений в этой сфере не было?
— Не было, вроде, — Степан потрогал пальцем дергающееся веко. — А что?
— То есть анамнез положительный, наследственность без патологий. Это хорошо, — делая еще шаг назад, сказал бобер.
— Я что-то не понимаю…
— Пустяки…
— Какие пустяки?
— Сначала положи мухобойку и сделай десять глубоких вдохов.
Степан почувствовал, что сатанеет. Подобное с ним случалось крайне редко, но в такие моменты под руку ему лучше было не попадаться: контролировать себя не получалось совершенно.
Он испепеляюще посмотрел на отступающее животное и вкрадчиво проговорил:
— Если ты сейчас же не скажешь, что с гранатой, я буду очень медленно выдергивать волоски из твоей шкуры. По одному. До самого последнего.
— Ё-мое… — прохрипел Куклюмбер, — вот теперь ты мне до боли напоминаешь одного знакомого космонавта. Чему б хорошему научился, а?
— Я жду.
— Ладно. Готов?
— Готов.
— Я пошутил, — Куклюмбер медленно разжал лапу и продемонстрировал гранату. Чека была на месте. — Это же обычная дипломатия. Понимаешь?
Бросок вышел резкий и точный. Мухобойка со свистом рассекла воздух и угодила бобру точно в лоб. Он крякнул. Граната вывалилась из лапы, откатилась в сторону.
— Покайся! — заверещал Куклюмбер. — Ты чего творишь? Я ж теперь нюх могу потерять!
— Ты сейчас всю шерсть потеряешь, — пообещал Степан, бросаясь за бобром.
— SOS! У паиньки башню снесло!
Степан носился вокруг валуна, на котором сидела тетя Эмма, и пытался ухватить улепетывающего бобра за хвост. Несколько раз он спотыкался, но вскакивал и ломился дальше с новой силой. Когда он почти догнал проворное животное, тетя Эмма встопорщила кожистые крылья и велела:
— Ну-ка угомонитесь!
Степан пронесся мимо. Плоский хвост Куклюмбера мелькал уже в каком-то метре от него, еще чуть- чуть…
— Э! Кхе-кхе… Хватит вертеться тут! — сердито гаркнула горгулья. — Слышь, идальго Ламанчский? Стоп! Ать-два!
На следующем витке она пинком сбила бобра с траектории, а Степана властно остановила крылом. Он дернулся, но горгулья резким движением развернула журналиста к себе.
— Энтузиазм прошел?
Степан еще несколько секунд смотрел на нее бешеными глазами и сипло дышал. Сердце колотилось, как птица в клетке.
— Расслабься, — уже мягче сказала тетя Эмма. — Эк раздухарился, япона сковородка… Всё, давай: вдох-выдох.
Степан поморгал. Волна бешенства уже отступила, и ему стало стыдно за свое поведение. Он одернул жилетку, поднял мухобойку и смущенно потупился.
— Я вот что хотела спросить: где остальные-то? Кулио ваш болезный где? Его что, бесы… того?
Горгулья провела крылом себе по горлу.
— Вы понимаете, такая ситуация получилась… — замялся журналист.
Он не хотел выкладывать всю подноготную ссоры, но Куклюмбер, поднимаясь на ноги, резанул правду-матку:
— Нет больше Братства. Шу отрекся, Кулио заистерил и хамить начал. Все расплевались да разбежались. Занавес.
Он, косясь на Степана, подошел к бурлящему на огне котелку и вытянул шею с намерением, наконец, узнать, что же там варится.
— Ну и ну, кхе-кхе… — нахмурилась тетя Эмма. — Дела.
— На кишку бы чего кинуть, — нагло заявил бобер. — А то калорий потратил уйму, бегая тут, как сайгак.
— Ладно, давайте и правда, как в русских сказках. — Тетя Эмма слезла с валуна и по-хозяйски сняла котелок с огня. — А то из вас голодных рассказчики какие-то хре… кхе-кхе-хе… хренов ларингит.
Бобер, водя носом, прыгнул поближе к вареву.
— Не обижайся, — извинился Степан. Уши и щеки у него пылали от стыда за содеянное. — Но ты с этой чекой, конечно… Что я должен был подумать? Я ж за всех нас переживал…
— Шутки надо понимать, зануда, — откликнулся Куклюмбер, потирая ушибленный лоб. Усмехнулся: — А ты меткий. И рука у тебя, оказывается, тяжелая… Только сразу видно, что в армии не служил.
— Почему?
— Кто ж чеку обратно в гранату вставляет, щелкопёр!
Степан виновато пожал плечами. Об этом он в критический момент как-то не подумал. Захотелось провалиться сквозь землю.
— Ладно уж, — махнул лапой Куклюмбер. — Прощаю.
Глава 20
Собирая мозаику
Нюх Куклюмбера не подвел. В котелке у тети Эммы действительно бурлил крем-суп с мягким сыром, овощами и дроблеными орехами. После жесткого пересоленного мяса это варево показалось Степану райским угощеньем. Они с бобром быстро осушили плошки и попросили добавки. Горгулья поворчала о непредвиденных расходах, но выдала им еще по порции. Сама тоже немного поклевала гущи, подхватила стакан с виски и опять взгромоздилась на свой насиженный валун.
— На сладкое пирожки с малиной, — махнула она крылом в сторону накрытого тряпкой противня. — Лопайте, но честь знайте.
— Что же теперь делать? — проговорил Степан, облизывая губы.
— Пирожки жевать, сказано же, — пожал плечами бобер и снял с ароматной горки тряпку. Принюхался, вынес вердикт: — Выпечка свежая. Налетай.
— Я имею в виду в целом, — нахмурился Степан. — Как нам мир спасти?
— Мир спасти? — уточнила тетя Эмма. — Ну-ну! Вас, родные, от спасения мира нужно подальше держать. Строго-настрого запретить нести милосердие в массы. Спасуны хре… кхе-кхе… хреновы!
