За два года он успел так привыкнуть к Северусу, что перестал его замечать. То есть обращать внимание на его поступки, на его слова. Гарри казалось, что он может предсказать поведение Северуса Снейпа. Дурак, как наивно он ошибался!..
Как понять, что происходит с ним, с Ним? Куда он пропадает после работы? О чем думает? Чем недоволен? Откуда эти тревожные складки у его губ? Неужели Гарри мог думать, что Северус - просто волшебник с обыкновенными земными помыслами? Он таял, ускользал, и в жизни Гарри его становилось меньше и меньше, в то время как в мыслях - только больше. Ведь Гарри мог считать и делать все, что заблагорассудится, и это не повлияло бы на поступки Северуса. Только если Гарри не влипнет в серьезную переделку. Это было еще одно незыблемое утверждение: Северус всегда будет спасать его. Поэтому Гарри берег собственную шкуру, исправно тренировался и держал при себе Бузинную палочку. Неизвестно, какую цену станется при случае отдать Северусу за его безалаберность.
Гарри не выдержал и все-таки спустился вниз, к Северусу. Тот, как ни странно, был не против. Гарри, прислонившись к стене, наблюдал, как под ярким светом Северус измельчает и раскидывает по котелкам длинные сиреневые корни. О, насколько выверены и точны были его движения! Северус будто танцевал между тремя столами, не промахиваясь ни на йоту, не ступая ни одного лишнего дюйма. Высокий, стройный, в короткой обтягивающей черной футболке, которая «не лезет, куда не следует». С затянутыми в хвост идеально черными волосами. Северус словно смеялся над судьбой. Что бы она ни обрушивала на него, он был сильнее, хитрее, быстрее. Или это была очередная маска? Ни единого седого волоса, нарушающего темную безупречность прически. Ни единой лишней морщинки, выдающей истинные эмоции.
Гарри на секунду прикрыл глаза, хоть это и было кощунством - отрывать взгляд от Северуса. Какого же человека он полюбил? Гарри словно смотрел на него новым взглядом, помня обо всем, но не придавая веса ничему. Верно было лишь одно: Северус был неестественно, нечеловечески манящ, притягателен и желанен. Гарри был возбужден Северусом, его плавным и резким танцем, возбужден так, что ощущал себя полной энергии горной рекой. Как бы ему хотелось добраться до знакомого дурманящего русла…
Гарри молча стоял у стены.
Признак свободного гражданина
Наверно, кто-то ему отвечал, потому что он возразил:
- Ну да, это было ровно год назад, день в день, но только в другом месте…
А. де Сент-Экзюпери
Дилекты не было в кабинете с самого утра. Часов в девять она появилась, но потом, кусая губу и хмуря брови, вытянула из стола закрытое дело Лепринц и унеслась к Кингсли. Гарри остался ждать Баббл и трепетать при мысли о Боунс. Следовало, верно, занять себя чем-нибудь взрослым. Попытаться разобраться с накопившимися ведомостями, просьбами, проектами и прошениями. Вместо всего этого Гарри предался мыслям о Пасторе.
Демон, неразрывно связанный с Северусом, появился в особняке больше двух лет назад. Этого срока было бы достаточно, чтобы близко узнать человека, и год назад Гарри даже уверился, что ему удается постигать душу и помыслы того необыкновенного существа, с которым его познакомила судьба. Пастор выглядел полностью открытым, Пастор хотел быть понятым. Теперь же он снова стал неразрешимой загадкой. Вместо того чтобы, не стесняясь, пересказывать историю мира и хвалиться сожранными душами, взращивая в Гарри циничность и отчужденность, Пастор молчал. Ни разу за прошедшие два года Гарри не слышал отказа от ответа, ни разу Пастор не упустил случая поведать о своих деяниях, а теперь вдруг умолк. Гарри пребывал в растерянности. Ему представлялось, что Пастор должен говорить, должен давать ответы на все вопросы, которые Гарри сочтет нужным задать, что Пастор обязан однозначно заверить: нет, он не убивал ни Хоффманна, ни Розер, и к их смертям он не причастен. Но клубок смертей, куда помимо тех двоих была вплетена и Лепринц, разматывался и превращался в груду запутанных нитей, а Гарри как назло стал осознавать: Пастор ему ничего не должен. Может быть, он какое-то время считал нужным заботиться о близких Северусу людях, быть может, ему нравилось отвечать. Но сейчас что-то изменилось, пусть Гарри и не видит этого, будущему надоело стоять на перекрестке, и оно свернуло, и, как знать, то, что Гарри задумывается обо всем этом, тоже может оказаться делом Пастора. Он снова заинтересовался политикой, думал Гарри, вместо произнесения поучительных речей он играется с Шекклболтом, дает советы сестрам Дойл и даже его сомнительная роль в смертях Хоффманна и Розер говорит о том, что Пастор вышел на мировую арену; но куда при этом направлена его мысль, к чему он стремится, где его цель - неизвестно.
Мысли о Пасторе неизбежно наводили на размышления о Северусе. До недавнего времени Гарри просто жил и думал о Северусе точно так же, будучи скованным привычкой, повседневностью. Он смотрел на него, но уже давно не видел. Теперь, не выпрашивая у совести возможности приблизиться к Северусу без его желания, Гарри узнавал его заново. Он словно видел перед собой незнакомого человека, настороженного ученого, которого выдавала внешность. Он полностью подчинен гармонии, говорил себе Гарри, в его узких ладонях и длинных пальцах отражается его высокое и утонченное тело, а длинные, словно заточенные волосы могут обрамлять только такой вытянутый овал лица с тонкими губами и заостренным подбородком. Если бы нос у Северуса был коротким или вздернутым, он бы казался смешным. Из всего черного на свете Северус самый черный, и самый белый из всего белого: начиная от черных радужек глаз на белом фоне и заканчивая бледными кистями в черных рукавах мантии. С такой внешностью нельзя быть ни воином, ни вором, ни королем, но Северус спрятал под своей ахроматической маской их всех, подчинил себе их навыки и силу, из ученого стал настоящим магом, не потому, что природа по случайности наделила его даром творить волшебство, а потому, что воссоздал из самого неподатливого и ненадежного материала - собственной натуры - прекрасное и величественное творение.
Еще совсем недавно Гарри задавался вопросом, кого все-таки ему выпала участь полюбить; теперь же он словно рассмотрел издали огромный готический собор, вокруг которого блуждал, восхищаясь то проникающим сквозь витраж светом, то завуалированной незаменимостью контрфорсов, но который до сих пор не видел целиком, не замечая его целостной точности и изящности. Северус был одним из немногочисленных, рождающихся раз в сотню лет людей, сочетающих в себе ум, красоту, внутреннюю силу и высокую нравственность; само его имя было изысканным и строгим, а фамилия словно олицетворяла силу вековых традиций и надежность* . Гарри с облегчением улыбался своим мыслям: даже если всеобщего идеала, как и всеобщего блага, не существует ни в реальности, ни в чьем бы то ни было сознании, его личный идеал был воплощен в человеке, что - о, невероятное чудо! - жил с ним под одной крышей.
В размышления вмешался стук, дверь приоткрылась, и в кабинет, поздоровавшись, проник Джордж, хитрый и обеспокоенный, спустив Гарри с небес на землю.
- Все Министерство на ушах, - сообщил Джордж. - Франция, кажется, собралась сделать мантикору из низзла…
- Из маленького пушистенького низзла большую угрожающую мантикору, - дополнил голос из-под рукава Джорджа.
- По какому поводу? - спросил Гарри, с мысленным вздохом оставив более приятные мысли.
- Как? - хором удивились говорящие. - Разве ты не в курсе?
- Мисс Грация Дойл посетила закрытую территорию, - продолжил Джордж. - Она отделалась сломанной ногой и прекрасным импровизированным спектаклем…
- Всего с двумя актерами, - перебил Фред, - но зато с каким количеством зрителей! Судя по тому, что нам удалось разузнать, мисс Грация Дойл посетила данный участок земляных владений, следуя требованиям своей должности.
- Да ну? - удивился Гарри.
- О, ведь она незаменимый специалист, наша мисс Грация Дойл, - заговорщически улыбнулся Джордж, - и в Проклятом месте побывала,
- Я полагаю, что Пастору не доставило большого удовольствия парить над землей в виде противной черной твари, - вставил Фред. - Но он, преисполненный патриотизма, конечно, заставил себя пойти на такую жертву…
- Последствия которой ты мог бы наблюдать, если бы взял в руки французскую газету, - закончил Джордж. - Но ты почему-то безвылазно заседаешь в этой тухлой министерской луже.
Гарри пожал плечами.
