терминал, середка наполовинку. По мускулам — солдат, а по мозгам почти головастик. Ошибка с тобою произошла, понял? Еще в детстве. Тебя надо было в лицей определить, сидел бы сейчас где-нибудь в лаборатории и в ус не дул, на кнопочки тонким пальчиком давил… А тебя и Школу засунули, да еще в Белые Волки! Там из кого хочешь боевика сделают… Когда разобрались, поздно было. Хорошо хоть в Звездный Корпус не пропустили, вовремя выявили отклонения от нормы. А то бы ты там дел натворил, представляю… Следили за тобой давно, но не трогали, даже в Когорту не помешали вступить, думали, обойдется — вероятность срыва в твоем случае 5–7%. Оно бы, может, и ничего, да наш горячо любимый Президент, старый козел, широту души проявил, сунул мне кота в мешке… Шутка ли, терминал в Отряде! Как это медики тебя проморгали, я еще с ними разберусь попозже… Так что ты особо не виноват. Мозги зашевелились, и никуда от этого не деться. Ты не виноват, другие виноваты. И я в том числе. Моя ошибка — мне и исправлять. Таким вот образом. Ну, что ж. прощай, малыш! Жаль, что все-таки глупо получилось…
Айзенстренч опустил глаза и сгорбился на камне. Но Элфос уже смотрел не на него, а на круто вздымавшийся за спиной генерала склон, откуда, из темной дыры, еще совсем недавно подарившей ему спасенье, неторопливо выбирался человек с автоматической винтовкой в руках.
Эми повернулся и бросился бежать к обрыву. Он не надеялся спастись, он просто хотел опередить своего убийцу и погибнуть не от чужой злобной воли, а прыгнуть вниз и раствориться в этом прекрасном и равнодушном мире, соединиться неразрывно с древними, безмятежными скалами…
Он не услышал выстрелов и не почувствовал боли, только ощутил страшный удар в спину — длинная очередь перерубила его почти пополам, но она же швырнула его в пропасть и, падая, Элфос, в последние секунды своего бытия, успел обнять руками ласковый и тугой воздух и гаснущим взором вобрать в себя вечную красоту исчезающего навсегда мира…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Солнечный зайчик дрожит и пляшет на стене. Интересно, откуда он взялся? А, это створка раскрытого настежь окна чуть дребезжит от свежего ветра. В комнате прохладно и светло, летом светает рано, но, видно, времени еще мало, хотя спать совсем не хочется… Мама, наверное, уже приготовила завтрак, сейчас тихо раскроется дверь, она подойдет к кровати и легонько коснется плеча своей прохладной ладошкой…
— Эми, сынок, пора вставать…
Эми Элфос пришел в себя.
Он лежал на широкой и очень мягкой постели, укрытый до горла легким и теплым белым одеялом. Элфоса удивило, что поверхность одеяла была совершенно ровной, как будто под ним ничего не было, хотя он полностью ощущал свое тело. Эми для пробы сжал кулаки и пошевелил пальцами ног, что ему прекрасно удалось, и попытался извлечь руки из-под одеяла. Не тут-то было. Что-то мягкое, но чрезвычайно упругое, плотно охватывало его тело и все энергичные попытки освободиться даже не шелохнули белую пушистую поверхность.
Быстро утомившись, Элфос прекратил бесплодные попытки и огляделся по сторонам.
Комната, в которой он находился, была довольно большой и очень светлой, причем свет шел из широкого, во всю стену, окна и даже если бы оно и не было полностью распахнуто, все равно было ясно, что свет настоящий, а не подделка.
Потолок, стены и пол комнаты были обиты каким-то матовым светло-зеленым материалом, от одного взгляда на который становилось тепло и уютно.
Справа у кровати стояло несколько замысловатых приборов, сверкавших никелем и хромом многочисленных кнопок и переключателей и цветным стеклом экранов. От приборов отходил целый пучок разноцветных проводов, сплетающийся в тугой жгут и исчезающий под кроватью. Больше в комнате ничего не было, если не считать небольшого мягкого кресла возле самой кровати.
Только Эми закончил осмотр, как раздался легкий щелчок, часть стены бесшумно отъехала в сторону и в образовавшуюся дверь быстро пошел невысокий худощавый человек в белом халате. Дверь тут же закрылась, не оставив никаких следов, а вошедший приблизился к кровати, внимательно осмотрел приборы, щелкнул какими-то клавишами и, опустившись в кресло, строго взглянул на Элфоса.
Лицо его показалось Эми знакомым, определенно он уже видел этого головастика раньше… Да ведь это же профессор, как его… Кеви Кесмайнд!
Сам не зная отчего, но Элфос очень обрадовался, узнав профессора, и неясное чувство тревоги, которое подсознательно не давало ему покоя с самого момента пробуждения, исчезло почти бесследно.
Эми раскрыл рот, чтобы что-то спросить, но Кесмайнд властным жестом остановил его и заговорил сам:
— Вы помните, что с вами произошло?
Сержант задумался, но, сколько ни старался, не мог вспомнить, ни как он попал сюда, ни того, что было до этого.
— Нет, — хрипло ответил Элфос и, помедлив, неуверенно добавил:
— Я был ранен, да?
— В некотором смысле… — неопределенно ответил профессор и, вновь подойдя к приборам, нажал несколько кнопок.
Эми почувствовал, как по его телу пробежали колючие прохладные струйки, это было так неожиданно и забавно, что он невольно рассмеялся. И вспомнил.
Словно горячая волна обрушилась на его голову. Он вспомнил выщербленные каменные ступени, на которых скользили даже шипастые боевые ботинки, вспомнил боль в сведенных судорогой руках, из последних сил цепляющихся за скалу, вспомнил каменные объятия пещеры, вкус пота и крови на запекшихся губах, дрожь изнеможения и мышцах, сладость первого свободного вздоха и холодную красоту открывшегося горного царства… Он, от первого до последнего слова, вспомнил последний разговор с Айзенстренчем и то, что было потом…
Очевидно, лицо Элфоса сильно изменилось, потому что профессор подошел к кровати и успокаивающе улыбнулся ему.
— Не волнуйтесь, — мягко произнес он, — все уже в прошлом, все позади…
— Да, но как же я… как мне удалось… — еле слышно прошептал Эми.
— Никак, — взгляд Кесмайнда вновь стал строгим. — У нас не было ни единого шанса и вы, как это ни прискорбно, погибли…
Элфосу показалось, что все это сон, нелепый затянувшийся сон, он попытался улыбнуться, но не смог.
— Да, да, — перехватив его умоляющий взгляд, непреклонно кивнул профессор, — вы погибли от множественных пулевых ранений и от удара после падения с высоты… Повреждения, не совместимые с жизнью.
— А как же сейчас? — голос Эми осекся, и он не смог закончить вопрос.
— Сейчас вы живы. Но об этом позже. Расскажите-ка мне прежде все, что с вами произошло и что вызвало столь печальный для вас исход.
Сказать по правде, Элфосу было не до разговоров, голова у него кружилась и гудела, как пчелиный улей, но, не решившись ослушаться, он начал рассказ.
Сперва Эми говорил медленно, с трудом подбирая нужные слова, но все пережитое им за недолгие, но предельно наполненные событиями месяцы в Отряде всколыхнулось в его памяти, и от этого он заторопился и принялся довольно бессвязно, но подробно сообщать о своей странной службе внимательно слушавшему профессору.
Когда Элфос завершил свое повествование, он почувствовал себя невероятно усталым и разбитым, вдобавок у него зверски разболелась голова, особенно затылок. Даже мягкий зеленоватый свет,
