Что Жуанвиль Меня любит в меру,А святой Людовик любит Меня в тридцать раз больше меры.(И если Я взял его к Себе на небо, Я-то уж знаю, почему).Вот как Я считаю, говорит Бог. И счету Меня правильный. Ведь проказа, о которой речь,Проказа, о которой они говорили, и быть прокаженным Не была проказой воображаемой и выдуманной и шуточной.Она не была проказой, про которую они читали в книжках или слышалиБолее или менее смутно.Она не была проказой, о которой болтают или которой пугают в разговорах и в картинках,Это была настоящая проказа, и они говорили о том, что могут ее подхватить по-настоящему,Они ее хорошо знали, видели ее двадцать разВо Франции и в Святой Земле,Эту гнусную мучнистую болезнь, эту мерзкую чесотку, злой лишай,Болезнь отвратительных струпьев, которая превращает человекаВ ужас и позор для людей,Эту язву, этот сухой гной, одним словом, проказу,Которая пожирает кожу, и лицо, и плечо, и кисть,И бедро, и голень, и ступню,И живот, и кожу, и кости, и нервы, и вены,Эту сухую белую гниль, которая подбирается все ближеИ грызет мышиными зубами,И превращает человека в отбросы и пугало для людей,И разрушает тело как пузырчатая гниль,И хватает тела мерзкими белыми губами,Мерзкими сухими губами коростыИ всегда наступает, и не отступает никогда,И всегда выигрывает, и никогда не теряет,И идет до конца,И превращает человека в ходячий труп,Вот об этой-то проказе они говорили, а не о другой.Об этой проказе они думали, не о другой.О настоящей проказе, вовсе не шуточной.Эту проказу он предпочел бы подхватить, а не другую.Так вот, Я нахожу, что это тридцатикратно поражает.Что это значит тридцатикратно Меня любить, что это тридцатикратная любовь.Ну конечно, если бы Жуанвиль видел глазами души,Что такое та проказа души,Которую не зря мы называем смертным грехом,Если бы глазами души он виделЭтот сухой гной души, который бесконечно ужасней,Бесконечно безобразней, бесконечно пагубней,Бесконечно опасней, бесконечно отвратительней,Он сам сразу же понял бы, как его слова нелепы.И что об этом даже вопрос не стоит. Но не все видят глазами души.Я это понимало, говорит Бог, не все святые, таков Мой народ христианский,В нем есть и грешники, они тоже нужны, так надо.И все же это был хороший христианин, в общем, это был грешник, они тоже нужны в народе христианском.Это был хороший француз, Жан, сир де Жуанвиль, барон святого Людовика. По крайней мере он говорил что думал.
[Я глотаю Мою боль]
Фарисеи улюлюкают тому, кто не захотел подхватить проказу.Но святой и не улюлюкает и не возмущается.Он слишком хорошо знает природу человека и слабость человека и ему просто больно.Фарисеи улюлюкают этому человеку, который не хочет подхватить проказу.Смотрите, как Святой, наоборот, говорит с ним ласково.Твердо но ласково.И эта твердость тем прочнее и Я в ней тем больше уверен и за нее спокоен, чем она ласковей.Сердца грешников не берутся взломом.Они не настолько чисты. Лишь Царство Небесное берется взломом.Фарисеи травят человека, который не хочет подхватить проказу.Смотрите, как Святой, наоборот, обращается с ним ласково.Святой охвачен ужасной болью при этих словах грешника.Но он вбирает в себя, глотает свою боль и страдает от нее сам, за себя, в себе.И смотрите, как ласково он обращается с грешником.Так вот Я, говорит Бог, на стороне святых, а вовсе не на стороне фарисеев.И Я вбираю в Себя и глотаю Мою боль и страдаю от нее Сам, за Себя, в Себе,И смотрите, как ласково Я говорю с грешником И как ласково Я обращаюсь с грешником.
[Чтобы быть любимым свободно, Я пожертвовал всем]
Спросите у отца, не лучшая ли минутаТа, когда сыновья начинают любить его как взрослые люди,Его самого как человека,Свободно,Бескорыстно,Спросите отца, чьи дети подрастают.Спросите у отца, есть ли один счастливейший из всех мигИ не то ли этоКогда кончается покорность и сыновья, ставшие взрослыми людьми,Любят его (относятся к нему), так сказать, со знанием дела,Как человек человека,Свободно,Бескорыстно. Оценивают его.Спросите у отца, знает ли он, что ничего не стоитЧеловеческого взгляда, когда он скрещивается с человеческим взглядом.А Я им отец, говорит Бог, и Я знаю удел человеческий.