Одна история, внешне не связанная ни с Петербургом, ни с советской культурой, на мой взгляд, прекрасно иллюстрирует процессы, происходившие в обществе в начале XX века.
В 1928 году впервые исполнили знаменитое «Болеро» Мориса Равеля. Как отмечает знаменитый музыковед Александр Майкапар, «Болеро» приобрело особую популярность из-за «гипнотического воздействия неизменной, множество раз повторяющейся ритмической фигуры, на фоне которой две темы также проводятся много раз, демонстрируя необычайный рост эмоционального напряжения и вводя в звучание все новые и новые инструменты». Болеро — старинный испанский танец. Но мелодия и ритм этой композиции были навеяны посещением… сталелитейного завода. Равель пишет в своем дневнике:
«То, что я видел вчера, врезалось мне в память и сохранится навсегда, как и Антверпенский порт. После скучного дня на широкой реке, между безнадежно плоскими невыразительными берегами, открывается целый город труб, громад, извергающих пламя и клубы рыжеватого и синего дыма. Это Хаум, гигантский литейный завод, на котором круглые сутки работают 24 000 рабочих. Так как до Рурорта слишком далеко, мы причаливаем здесь. Тем лучше, иначе мы не видели бы этого изумительного зрелища. Мы поравнялись с заводами, когда уже смеркалось. Как передать Вам впечатление от этого царства металла, этих пышущих огнем соборов, от этой чудесной симфонии свистков, шума приводных ремней, грохота молотов, которые обрушиваются на вас! Над ними — красное, темное и пылающее небо. К тому же еще разразилась гроза. Мы вернулись страшно промокшие, в разном настроении: Ида была подавлена и чуть не плакала, я тоже готов был плакать, но от восторга. Как все это музыкально!.. Непременно использую».
Позже, когда на музыку «Болеро» поставили балет, главную роль в котором с триумфом исполнила русская танцовщица Ида Рубинштейн, Равель просил, чтобы на заднике сцены нарисовали силуэт завода. Но художник Александр Бенуа решил по-другому. Вот свидетельство одного из очевидцев:
«Слабо освещенная комната в испанской таверне; вдоль стен, в темноте, за столами беседуют гуляки; посреди комнаты большой стол, на нем танцовщица начинает танец… Гуляки не обращают на нее внимания, но постепенно начинают прислушиваться, оживляются. Их все больше захватывает наваждение ритма; они поднимаются со своих мест, приближаются к столу; необычайно возбужденные, они окружают танцовщицу, которая с триумфом заканчивает выступление. В тот вечер 1928 года мы сами чувствовали себя этими гуляками. Сначала мы не понимали, что же происходит, и только потом осознали…»
А поэт Николай Заболоцкий в своем стихотворении «Болеро» словно расшифровывает последнюю загадочную фразу:
