возраста и социального положения. Много старушек, но были среди них и молодые мужчины и женщины. Но одно в них было общее — все они несли на себе печать траура. Старушки были в темных платочках, на мужчинах — костюмы. Кто побогаче — в темных галстуках, кто попроще — в белых рубашках с расстегнутым воротником. В жаркий летний день такое единодушие в темной строгой одежде было многозначительным. Кроме того, у многих в руках были цветы… Это было последним знаком, который и указал Скелету на то, что в здании находится больничный морг.
За всю свою жизнь Скелет был в морге всего два раза. Первый — когда хоронил маму. Тогда он был совсем еще юношей и слишком сильно ощущал боль утраты и нахлынувшего одиночества, чтобы реагировать на внешние возбудители. Он был слишком погружен в себя и плохо запомнил все то, что сопутствовало печальной процедуре.
Второй раз — уже во время службы в милиции. Но это только однажды, потому что Скелет, как правило, не занимался убийствами и с трупами дело не имел.
Сейчас он встал и медленно подошел к дверям морга. Люди стояли кучками, вяло переговаривались. Все лица были как-то странно озабочены.
«Что это они так озабочены? — подумал Скелет. — Ведь все уже произошло. Люди, которых сегодня будут хоронить, уже умерли. И как бы там ни было, волноваться уже не имеет никакого смысла».
Сзади послышалось шуршание шин по песчаной дорожке, и мимо Скелета проехали сразу два похоронных автобуса с траурными лентами на боках. А в воротах показался еще и третий…
Автобусы подъехали к моргу, водители вышли из них, и сразу к ним подошли ожидающие люди.
«Сейчас вынесут тела и повезут их на кладбище или в крематорий, — понял Скелет. — А это все ожидающие родственники». Он заодно понял, и что означало выражение озабоченности на лицах людей. Они волновались, что не приедут похоронные автобусы. На самом деле, это было бы очень неприятно в каждом случае. А от похоронного агентства можно чего угодно ожидать.
Скелет вспомнил, что тоже в свое время волновался, придет ли автобус. Маму нужно было везти в крематорий, и он переживал, приедет ли автобус. Его тогда еще успокаивали какие-то мамины подруги и сослуживцы. Говорили:
— Не беспокойся, автобус придет…
Он и вправду приехал вовремя. И вообще, говорят, что куда-куда, а на похороны транспорт приходит вовремя. Наверное, это так и есть, однако родственники всегда волнуются.
Теперь все три автобуса стояли на площадке перед зданием морга. Дверь распахнулась, и на пороге появился добрый молодец в белом халате. Он был высокого роста, белобрысый, с добродушной физиономией спокойного, уверенного в себе человека.
Наверное, только такие люди и могут работать в морге, подумал Скелет. Все-таки, что ни говори, а для этой работы нужен соответствующий склад характера и темперамент.
— У вас особая служба, — говорили Скелету в милиции, когда он только начинал работу. — Вы работаете с людьми. Это требует особых качеств.
Сейчас он с внутренним смешком вспомнил это, и в голове промелькнула мысль, что, наверное, работа с трупами тоже требует особых качеств.
Говорят, что можно привыкнуть. Говорят, что «глаз замыливается» на такой работе. Говорят, что постоянно имея дело с покойниками, перестаешь об этом думать и воспринимаешь все совершенно обыкновенно.
Вот так говорят все — те, кто работает с трупами, и те, кто никогда с трупами не работал.
Но тут есть логическое противоречие. Привыкнуть к трупам людей — разве само по себе это нормально? Иметь дело с покойниками каждый день и относиться к этому, как к обыкновенной работе — разве это можно назвать психической нормой?
Коллеги Скелета в милиции частенько говорили посторонним и друг другу: «Мы так часто имеем дело с преступлениями, что перестаем относиться к этому личностно. Перестаем возмущаться и удивляться. Наша психика остается в норме».
Вот враки-то! Если человек равнодушно относится к преступлениям, леденящим кровь, и для него это обыденность — разве можно сказать, что его психика «в норме»?
Скелет рассмотрел доброго молодца в белом халате и понял, что это санитар. «Похож на Добрыню Никитича, — решил Скелет, отчего-то сразу вспомнив русские былины, которые проходил в пятом классе школы. — Или, может, на Алешу Поповича. Хотя я и не помню, чем они отличаются друг от друга…»
Скелет недавно листал какую-то книжку и там увидел картинку с изображением трех богатырей. Тогда-то и всплыли в памяти былины из школьной программы. «Интересно, а чем они вообще занимались? — подумал он тогда. — Что было их родом деятельности изо дня в день?» Скелет припомнил что-то о Змее Горыныче и Соловье-разбойнике и о прочем в таком же духе… Но что же была за специальность у трех богатырей — Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича?
А потом Скелет рассмотрел поподробнее картинку, увидел тревожный дикий пейзаж вокруг фигур трех богатырей, вглядывался в их суровые лица и понял, они были как раз теми, кем является он сам.
Просто время было другое, обстоятельства немного иные. Но в принципе богатыри из былин делали как раз то, что делал Скелет в наши дни. Боролись за правду и справедливость. Защищали слабых, угнетенных, карали обидчиков. Защитники святой русской земли!
Это звучало гордо. Теперь это называется «быть частным детективом». Или по-американски — «быть рейнджером». Смелым и бесстрашным защитником всех тех, кто нуждается в помощи. Не милиционером, не полицейским — а быть, что называется, «в свободном полете»…
Именно это всегда импонировало Скелету. Русский богатырь. Он найдет и покарает всех злодеев. Победит их в страшной битве, потому что ему это под силу. Он — настоящий мужчина!
Скелет вспомнил о трех богатырях, когда увидел санитара из морга. Тот стоял, и глаза его невольно щурились от ярких солнечных лучей, слепивших его с непривычки после полумрака морга.
Он ведь провел там всю ночь — Скелет-то это точно знал. Он строго фиксировал все передвижения по территории больницы с вечера до утра. Тот человек, что утром пришел сюда — не санитар. Он был пожилой и невысокий. А этот — настоящий гигант.
Тут же Скелет понял, что был неправ, сравнив санитара с Алешей Поповичем. У Алеши лицо было грозное, но открытое, а у этого бугая — совсем не то. Не то, чтобы явный бандит и проходимец, но все же и не святорусский богатырь. Не то, что те трое с картинки или он сам — Скелет. Совсем не то.
Глазки были маленькие и очень шустрые, бегающие. Даже, пожалуй, слишком шустрые для такого крупногабаритного тела.
Санитар постоял на пороге несколько секунд, пока глаза не привыкли к свету, потом кратко и мрачно сказал:
— Проходите, — и исчез в полумраке за спиной. Люди потянулись внутрь. Послышались вздохи и плач…
Скелет думал, что гробы будут выносить прямо сразу из дверей, но все пришедшие скрылись в здании и больше никто оттуда не вышел. Прошла минута, прежде чем Скелет сообразил, что там внутри устроен прощальный зал — место, где друзья и родственники умерших могут в последний раз спокойно посмотреть на них перед кладбищенской суетой или пугающей строгостью крематория…
«Войду и посмотрю — решил Скелет. — Приехало три автобуса, значит там три покойника, и люди не знают друг друга. Войду и посмотрю».
Скелет точно не знал, зачем входил туда, что он там хотел увидеть. Просто сделал это из профессиональной щепетильности. Он должен был осмотреть все, что только можно, в этой больнице, вот он и осматривал…
Он шагнул в полумрак и сразу увидел небольшую комнату, где на подставках стояли три гроба. Все гробы были дешевые, сосновые, из тонких досочек, обитые трафаретной красной материей.
Два мужчины и одна женщина. Кругом каждого гроба стояли родственники. Кто-то плакал, кто-то причитал. Гробы стояли близко один от другого, но давки и тесноты никто не ощущал, все были слишком поглощены собой.
«Слава Богу, хоть здесь не толкаются», — подумал Скелет, всегда испытывавший физическую брезгливость при толкотне на улицах и в магазинах. Это было то, чего он совершенно не переносил.
Здесь все было почти тихо и весьма благопристойно. Люди прощались. Сейчас гробы погрузят в
