Послушай мое сердце

Синьора завопила. Тогда ложки ущипнули ее мужа в ногу. После чего тихонько ретировались обратно в ящик буфета.

«Этот дом населен духами», — с ужасом подумали супруги.

Третья особенность ложек заключалась в том, что когда кто-нибудь в них отражался, он видел себя гораздо красивее, чем на самом деле. Однажды, когда синьора начистила их до блеска, она подняла одну ложку до уровня глаз и увидела в ней вместо своего отражения отражение очень красивой женщины.

«Ах, как мне идет эта новая прическа!» — подумала она и решила поучаствовать в конкурсе красоты. Но когда она прошла по подиуму, зрители, которые видели ее такой как есть, засвистели и стали забрасывать ее тухлыми яйцами и помидорами, так что ей, бедной и униженной, пришлось сбежать куда подальше.

Муж тоже увидел свое отражение в ложке и показался себе таким красивым, что подумал: «Что меня заставляет жить с такой безобразной женщиной?» Тогда он собрал чемоданы — и поминай как звали.

Четвертая особенность ложек заключалась в том, что иногда они покрывались невидимыми дырками.

Чтобы развеяться немного, синьора Сморща решила отправиться в путешествие в Африку. И вот они оказались в пустыне; запасы воды уже закончились, когда они набрели на оазис с источником. Синьора Сморща была слишком брезглива, чтобы набрать воды пригоршней, как все остальные туристы, и решила воспользоваться серебряными ложками, которые прихватила с собой, чтобы показать свои изысканные манеры за столом, не подозревая, что они были причиной всех ее бед.

Она набирала воды в ложку, подносила ко рту, но ложка оказывалась пустой и сухой. Тогда синьора Сморща решила, что это не настоящий источник, а всего лишь мираж. И пока остальные туристы пили воду в свое удовольствие, она, проклиная судьбу, умерла от жажды, и не было на свете ни души, которая бы о ней пожалела.

— Ты ведь не осмелишься сдать учительнице такое сочинение? — сказал Габриеле, прочтя его и одобрив литературное применение своего техно-магического изобретения.

— Почему? — с невинным видом спросила Приска.

— Потому что главную героиню зовут почти так же, как твою учительницу. Ты не заметила?

— В мире есть куча людей с похожими именами. Если она решит, что я имела в виду ее, значит, у нее совесть нечиста.

— Она подумает, что ты нарочно. Она поставит тебе кол и напишет замечание в дневник, вот увидишь…

Но учительница вернула сочинение почти без исправлений и поставила за него целых 8 баллов.

— Фантазии у тебя хоть отбавляй, да и пишешь ты хорошо, — только и сказала она.

Рената Голинелли подняла руку:

— А вы нам его прочитаете?

По неписаным правилам 4 «Г» сочинения, набравшие 8, 9 или 10 баллов, читались в классе вслух в качестве образца.

Но на этот раз синьора Сфорца сказала:

— Нет. Сегодня у нас нет времени. Мне надо прочесть вам сочинение Звевы Лопез дель Рио, которая заработала 9 баллов. Тема у него такая: «Значение смирения и милосердия к бедным».

«Она ничего не поняла или только притворяется?» — гадала Приска.

А Элиза, которая с большим удовольствием прочитала сочинение подруги, подумала: «До чего нам придется дойти, чтобы вывести ее из терпения и заставить нас побить?»

Раз другого выхода не было, она решила сама подвергнуться риску, чтобы дяде Казимиро пришлось прийти ей на помощь и устроить обещанную кровавую расправу.

ФЕВРАЛЬ

Глава первая, в которой Элиза ведет себя из рук вон плохо

Нелегко было после трех с половиной лет безупречного поведения из послушной, милой и воспитанной девочки вдруг превратиться в неуправляемую строптивицу. Тем более что природа наделила Элизу кротким и тихим нравом, в отличие от вспыльчивой, готовой взорваться по любому поводу Приски.

Поэтому Элизе, чтобы плохо себя вести, нужно было разработать подробный план, установить правила и действовать строго в соответствии с ними. Нельзя было ни на секунду расслабиться.

Приска, ярая сторонница затеи с кровавой расправой, помогала подруге выдумывать самые ужасные выходки, которые просто обязаны были вывести учительницу из себя.

Но что бы Элиза ни натворила, все оказывалось пустяком.

Не отвечать на вопросы учительницы, сдавать задание с ошибками на мятом грязном листочке… Увлеченно ковырять в носу, чесаться, опрокидывать чернильницу на учебники… Одно такое преступление, совершенное любым из Кроликов (кроме, пожалуй, Марчеллы и Розальбы, которые, впрочем, никогда не позволяли себе ничего подобного), не говоря уж об Аделаиде и Иоланде, вызывало вспышку ярости, строгий выговор и не меньше пяти ударов линейкой.

Элиза уже три дня хулиганила как могла, но ничего не получалось. Учительница кричала, угрожала, смотрела свирепым взглядом и даже написала в дневник замечание (всего одно!), но единственным ощутимым результатом стала любезная записка бабушке Лукреции: «Девочка в последнее время какая-то усталая и ленивая. Может быть, ей не помешает пару дней отдохнуть и попить что-нибудь укрепляющее». Бабушка Лукреция пришла с запиской к дяде Леопольдо:

— Это еще что за новости? И вообще, почему она пишет мне, если прекрасно знает, что Элиза живет с вами?

— Я считаю, что Элиза в отличной форме. Пусть лучше синьора Сфорца займется таблицей умножения, а диагнозы и назначения оставит нам, докторам, — рассмеялся дядя Леопольдо.

На следующий день, по совету Розальбы, Элиза встала прямо посреди урока, сняла правую туфлю и метнула ее в окно. Стекло со звоном разбилось, а туфля вылетела на улицу и упала в апельсиновый сад по соседству со школьной спортивной площадкой.

Элизины одноклассницы сидели разинув рты.

Последние несколько дней они с удивлением наблюдали, как переменилась Элиза. Даже Звева Лопез так себя не вела и уж тем более не вытворяла столько проделок подряд. Но еще больше учениц 4 «Г» приводило в замешательство то, что учительница только ругала ее и угрожала наказанием, вместо того чтобы принять меры.

В ту секунду, когда Элиза бросила туфлю, учительница сидела, склонившись над хрестоматией.

— Что это было? — вздрогнула она. — Какой-то уличный мальчишка швырнул в окно камнем?

— Это Маффеи! — сказала Звева, довольная, что можно наябедничать. — Она сошла с ума и стала бросаться туфлями.

— Лопез, не говори ерунды.

— Но посмотрите на осколки! Они же все вылетели наружу. И вон у Элизы только одна туфля.

Синьора Сфорца не могла отрицать очевидного:

— Что произошло, Маффеи?

Элиза порядком струхнула, но отступать было некуда: