Суздале и Владимире мужественный сын Андрей, который вскоре стал для новгородцев гораздо тяжелее Юрия.
Андрей из отношений и действий своего отца Юрия понял, какое влияние он может получить на Новгород, имея в своих руках не только значительной частью его торговлю, но даже и пропитание, и, управившись с домашними делами, решительно объявил новгородцам: «Ведомо вам буди — хочу искать Новагорода добром и лихом; целуйте же крест мне, чтобы иметь меня князем себе, а мне добра вам хотети».
«И оттоле, говорит летописец, начашася новогородци мясти и вечи часто начаша творити». Почуяло их сердце, что приближается к ним от близкого Владимира туча, какой не видывали они еще от далекой Киевской Руси, и что придется им когда-то потерять свою дорогую волюшку. Андрей, сказав это слово, сделал первый шаг к Новгороду, проложив дорогу, по которой пошли неукоснительно его преемники, князья владимирские, а еще успешнее московские, и с которой Ивану Третьему осталось совершить только один шаг, уже последний, до Св. Софии.
Новгородцы не поладили со своим князем (1160), и через некоторое время на вече решили сказать ему: «Не можем держать двух князей, выведи брата Давыда с Нового торга». Святослав не хотел их сердить, и, выведя Давыда, отослал его к Роману в Смоленск. Новгородцы не удовольствовались. Через малое время они опять созвали вече на самого Святослава. Князь пребывал в Городище у Святого Благовещения, как прибыл к нему вестник сказать: «Князь, в городе деется великое зло, хотят тебя взять». Святослав отвечал: «Чем же я прогневил их? Вчера еще целовали они крест мне и отцу моему, иметь меня князем себе до живота моего». Нахлынуло множество народа. Они заперли князя в истопке, княгиню отослали в монастырь, дружину перевязали, а двор разграбили. Потом отправили князя в Ладогу.
Когда известие о том дошло до Киева, великий князь Ростислав в гневе велел перехватать всех новгородцев, бывших по торговле в Киеве, и посадить их в Пересеченский погреб. Там ночью задохнулось четырнадцать человек. Ростислав, огорченный, велел на другой день выпустить их и развести по городам.
Чтобы привлечь на свою сторону Андрея, новгородцы прислали к нему просить его сына на княжение. Андрей предлагал им брата, от которого они отказывались, ибо он княжил у них прежде и почему-то не угодил им. Тогда Андрей прислал им племянника Мстислава Ростиславича, разумеется, на выгодных для себя условиях.
Вскоре, однако же, Андрей договорился о Новгороде с великим князем киевским Ростиславом, утвердившимся окончательно в Киеве, и вывел племянника, вместо которого посажен был опять Святослав Ростиславич.
Андрей за уступку выговорил себе Двинскую область.
Святослав княжил у них долго (1161–1167), не в пример других князей, вероятно, потому, что они боялись выступить против воли великого князя владимирского Андрея и великого князя киевского Ростислава, которые действовали сообща, и с которыми бороться было невозможно.
К тому же случился у них голод, нередкое их несчастье: «Все лето стояло вёдром, и пригорело жито, а на осень всю ярь убил мороз, зимою же стоял теплынь и часто шел дождь; кадка малая стоила семь кун. О, велика скорбь бяше в людях и нужда».
Наконец, новгородцы повздорили со Святославом (1166). Отец его, великий князь Ростислав, собрался к ним, чтобы уладить дело, но не мог добраться до Новгорода по причине болезни и велел сыну выехать с новгородцами на Луки. Новгородцы привезли многие дары и клялись ему не искать себе другого князя, кроме его сына, и разлучиться с ним только смертью.
Но прошло немного времени, и прежние неудовольствия возобновились еще с большей силой. Новгородцы вышли из терпения, и Святослав также. Он уехал от них на Луки и прислал сказать им: «Не хочу княжить у вас». Они собрались на вече и поклялись между собой не хотеть Святослава. Пошли прогнать его с Лук и послали к киевскому великому князю Мстиславу Изяславичу, занявшему стол после смерти Святославова отца Ростислава, просить у него сына Романа. Слава о доблестях Мстислава внушила им надежду найти в киевском великом князе заступника себе против притязаний Андрея, тем более, что сам он также был не расположен к великому князю владимирскому.
Святослав, услышав, что идут на него, отошел из Лук к Торопцу и потом на Волгу. Андрей подал ему помощь, и он сжег Новый Торг. Новоторжцы отступили к Новгороду. Братья его, Роман и Мстислав, сожгли Луки.
Андрей соединился со смольнянами и полочанами. Они заняли все пути и перехватили послов новгородских, силой требуя Новгород принять Святослава. «Нет вам иного князя, говорили они, кроме Святослава».
Новгородцы крепились, убили посадника Захарию, Неревина, Незду бирюча, обвиняя их в сговоре со Святославом. Он подошел было к Русе с суздальцами и прочими союзниками. Новгородцы поспешили навстречу с Якуном, и враги отступили. Якун и выбран был посадником.
Между тем, Даньславу Лазутиничу удалось с дружиной пробраться окольной дорогой в Киев и привести оттуда князя Романа Мстиславича, «14 апреля, во вторую неделю по великом дне, индикта 1 (1168), и рады были новгородцы своему хотению: они сидели без князя о Якуне от Семена дня до великого дня, ждуче от Мстислава сына».
Следовало ожидать войны с Андреем, который не мог стерпеть подобного оскорбления. Новгородцы вместе с псковичами сходили прежде на его союзников: пожгли Полоцкую волость, не доходя только тридцати верст до стольного города. На весну Роман сжег Торопец, смоленский город, и привел много пленников.
Даньслав Лазутинич, привезший новгородцам князя, отправился данником за волок в Двинскую область, захваченную Андреем. Суздальцы пытались было преградить ему дорогу, но были им разбиты, и он собрал всю дань, так что заплатившие суздальцам должны были потерпеть вдвое.
Андрей решил прежде всего наказать великого князя Мстислава киевского. Многочисленная рать его, собранная всеми князьями русскими, покорными ему, явилась под Киевом. Мстислав, после короткого сопротивления, должен был искать спасения в бегстве, и победитель, старший сын Андрея Мстислав, посадил на киевский стол своего дядю, Глеба переяславского.
Покорив себе Киев, Андрей обратился к Новгороду. Собрались полки суздальские, ростовские и владимирские; князья рязанский и муромский прислали сыновей со своими ратями, смоленский с братом. «Толико бысть множество вой, что и числа их нетуть», говорит летописец. Андрей опять поручил их своему сыну Мстиславу, покорителю Киева, и главным воеводой назначил прежнего, Бориса Жидиславича.
Летописцы разделяют негодование Андрея. Им всем было как будто оскорбительно, зачем новгородцы живут не как прочие и могут распоряжаться своими князьми по своему разумению. «Нельзя, говорят, оправдывать новгородцев тем, что они освобождены прадедами князей наших. Пусть это так, но разве передние князья велели им переступать крест и соромлять своих внуков или правнуков, целовать им крест и после изменять присяге? Злое наверстие в них вкоренилось. До которых пор Богу терпеть над ними! Вот и навел он наказание на них рукою благоверного князя Андрея».
Лишь только вступила рать в пределы новгородские, как и начала предавать все огню и мечу, воины жгли села, убивали людей, пленили жен и детей, похищали имение. На пространстве трехсот верст все было разорено и опустошено.
Новгородцы решили защищаться. Их молодой князь, тот славный Роман, что покорит впоследствии всю Волынь и весь Галич, приведет в ужас литву, запрягши ее в плуг, и распространит свои владения за Дунай и Карпаты, тогда еще юноша, у которого, разумеется, билось сердце на подвиг и рука рвалась на удар, ободрял их к сопротивлению. Ему уже хотелось попытать своей силы, потешиться в битве, помериться с могучим противником.
Вместе с посадником Якуном, таким же молодцом, принялись они укреплять город и ворота, устраивать острог, расставлять сторожей, снаряжать ратных людей в ожидании неприятеля.
И вот они явились. Начались приступы. Суздальцы, уверенные в победе, уже поделили в уме между собой новгородские улицы. Три дня продолжались приступы. Роман успешно отражал все нападения; однако, силы его начали ослабевать, число воинов уменьшалось, враги напирали сильнее и сильнее, казалось, что городу долго не удержаться…
Но у новгородцев был еще иной защитник, иной воитель. Это архиепископ Иоанн, муж праведный,
