пахнувшей жидкости, извлекая её из яркой пластиковой бутылки.
— О, а это что? — оживился Сергей Игоревич, показывая на бутылку.
— Liquid for wipe of hands. And that? — улыбнулся в тридцать три зуба главный американец. — Яд.
— Дай-ка сюда! Это же спирт, братцы! Спирт?
— Yes, yes, toxic substance. Отравьиться плёхо.
К немому ужасу американцев, русский командир руки протирать не стал, смочил только палец в прозрачном яде и, облизав, задумался.
— А ничего, — сказал он. — Толкает.
Качество американского токсина понравилось. Командир разлил яд в пластиковые стаканчики и для начала раздал своим, проверенным соратникам — бортинженеру и местному аборигену. Пусть порадуется человек, никогда, наверное, не пил так хорошо очищенного яда.
— С прибытием, — сказал тост командир и опрокинул стаканчик. — Ох, крепкая, зараза…
Аполлинарий Матвеевич шибанул спиртом в рот, прибалдел и скромно попросил добавки. Отказался от американских галет и от тюбика желе из сушёных японских кузнечиков. Он и раньше полагал, что в космосе дряни не наливают, но чтобы такое божественное!
— Десять minutes and your умирать, — сказал американец и показал на часы.
— Щас, — сказал Соловей. — Сами без спирта околеете.
Верно. Прошло десять минут, потом ещё десять, а русские гидронавты и абориген стали только здоровее и румянее! Когда они запели, иностранцы изучили бутылку пристальнее. Наверное, имелся в яде какой-то компонент, не действующий на территории России.
Первым не вытерпел американец, решив — будь что будет, но от местной заразы надо протирать не только руки. Горячо попрощавшись с товарищами, осторожно отпил глоток.
— Занюхай. — Аполлинарий Матвеевич сунул американцу рукав. — Не кусай, а носом.
Американец промычал, опять укусил Аполлинария за рукав и выставил большой палец — вещь! Отбросив ложную скромность, иностранные космоплаватели стали разливать.
— Ага! — обрадовался Колобок. — Я же говорил!
— Странно… — сказал главный американец спустя полчаса и на чистом японском языке, которого вовсе не знал. — Я уже третий год участвую в программах НАСА, а до сих пор не догадался — что же это за жидкость для протирки рук! Надо позвонить жене на мобильный, чтобы срочно запатентовала в Аризоне.
Аполлинарий Матвеевич счастливо смеялся, греясь у костра, подбрасывая головешки и подпевая «Катюшу». Так ему стало хорошо и весело от всеобщей космической дружбы, случившейся возле его деревни, что он даже хотел два раза сблевать, но усилием воли удержался в рамках международного этикета.
— Вот… — сказал он. — Сидеть бы тут, возле костра, вечно. Не знать никаких хлопот! Только иногда в космос заглядывать, как он там? Да козу найти, Дашкой её зовут, рыжая она.
— Да сейчас мы твою козу! В два счёта. — Заметно повеселевший, Колобок хлопнул в небо букет красных и зелёных ракет. — Момент. Эй, коза! Иди сюда!
Изрядно выпившая мировая космонавтика взялась за ракетницы и фальшфейера. Тёмное небо над лесом расцвело яркими бутонами вспышек, заголосило воем сигнальных ракет, буханьем автоматических карабинов и глухими щелчками пистолетов.
— Ура! — орали хором космонавты, братаясь с соснами.
— Миру мир! Нет инфляции!
Практичные американцы достали из НЗ новую бутыль, благо о гигиене астронавтов конгресс США заботился с похвальной тщательностью и даже не подозревал, на что тратятся деньги налогоплательщиков.
Ночью, сразу после ухода Аполлинария Матвеевича в космос, косочанам не спалось. За дальним лесом громко хлопало и дудело, небо расцвечивалось фиолетовыми всполохами. Все собрались у колодца и молча смотрели на необычное сияние, потягивая в кулаки красные огоньки цигарок. Ясно, что это Аполлон ибн Матвеич Двадцать Восемь сигналит, как условились.
— Кружит над Косой, — сказал дед Игнат. — С подветра заходит.
— Может, костёр запалим? Чтобы лучше гляделось.
— Дрова рубить неохота.
— А мы Коломийцеву фазенду зажжём! Пусть послужит делу науки и прогресса!
— Я вам подожгу! — прикрикнул нервно дед Игнат. — Балаболы.
За лесом снова полыхнуло и закрякало, словно кто-то палил из автоматов. Сонный Макар Зосимович поправил рваную в подмышках майку.
— Промахнулся малость, — сказал он. — Ему бы левее зайти, над озером.
— Это уже с утра. — Колька Полесов почесал за ухом кота. — Ночью не то что козу, носа не увидишь.
— Балда. Он же с фарой! Гляди, как светит.
Только расстроенная Глафира Крутенкова не глядела на светопреставление и всё комкала платок, не просыхавший от слёз.
— Катя, погляди, не летит ещё? — просила она подругу. — Сердце мне прямо щемит.
Разошлись за полночь, оставив у колодца Глафиру с Катькой да Куролесова-старшего, храпящего на лавке после долгой трудовой пьянки, босого, без сапог.
— Вернётся, — успокаивала подругу Катя. — Мужик, он что кобель. По космосу полазит, репейника нацепляет, а жрать к миске приползёт. Все на одно рыло.
С первыми петухами вернулся в Косую Аполлинарий Матвеевич. Не один, с козой на верёвке и в компании незнакомых мужиков, одетых так смешно и пёстро, что поглазеть на них проснулась вся деревня. Даже умиравшая третий год баба Дуня попросила вынести на крыльцо, показать марсиан.
Худую, ошалевшую Дашку Аполлинарий Матвеевич вручил растроганной Сергеевне, а остальным представил спутников:
— Космонавты они. Вместе козу искали.
Что тут началось! Такой радостный переполох случился, словно не космонавты пожаловали, а все двенадцать апостолов. Бабы — цап за сундуки, откуда только прыть взялась, в праздничные сарафаны влезли. Мужики, не сговариваясь — по заначкам, доставать торжественные растворы.
В общем, собрали богатый стол, каких давно не собирали — и самогон картофельный, и из бурака, и «дробилка» Куролесова, на ольховых опилках, и клюквенная, и смородинная. Постарались на славу, чтобы перед мировыми державами в грязь не ударить, по-людски, по-русски, отпраздновать возвращение из космоса Аполлинария Крутенкова и спасение любимой козы.
Аполлинарий Матвеевич сидел в центре стола гоголем и скромно уходил от расспросов, подливая гостям.
— Ну что космос, — сказал он. — Обычно всё, как в лесу.
— А грибы там есть?
— Не видел, не до грибов было.
— А люди?
— Это да. Люди есть, это верно. Главное, чтобы человек хороший.
— А пьют там чего? — поинтересовался Макар Зосимович, уже принявший почётное звание отца косой космонавтики.
Аполлинарий Матвеевич мечтательно закатил глаза, вспомнив красную бутылку, и многозначительно подмигнул американцу.
— Йе… — оскалился тот в ответ, показав большой палец. — Жидкост для потирания рука.
Банкет удался. Когда с неба вдруг стали сыпаться стрекозы вертолётов, на ногах в деревне почти никто не стоял, даже редко пьющие орбитальные самураи. Иностранных гостей разнесли по бортам, пожали косочанам руки, ноги и всё, что было протянуто, пообещали прислать журналистов и взмыли в небо.
