НАЙДЕТСЯ
Стоял посреди Тушкова раскидистый дуб, весь свет божий тушковянам застил. Стали они думать, что с пим делать: то ли валить, то ли, по крайности, обрезать ветви, те, что поразвесистей. Решили обрезать ветви. Староста приказал, чтобы в такой-то день все жители явились на площадь. И вот стали рубить ветви. Сначала нижние, потом выше полезли. Распоряжался сын старосты, Мацек. Рубили-рубили, видят — вроде бы довольно. А как вниз-то спуститься? Нижние-то ветви срезаны начисто! Мацек и сообразил.
— Погодите,— говорит.— Я здесь за ветку схвачусь, ты — за мои ноги, и так по очереди, пока до земли не достанем.
Сказано — сделано. Вот-вот до земли дотянутся, да стали у Мацека руки соскальзывать. Тяжело все-таки.
Кричит он:
— Стойте! Я на руки поплюю, а то скользят.
Отпустил он руки — все и рухнули наземь. Совсем худо стало. В неразберихе попутали тушковяне ноги, никто своих узнать не может.
К счастью, шел мимо пастух с дубиной. Поведали они ему свое горе, заплатить обещали, он и взялся им помочь. И давай их дубиной охаживать! Кого стукнет, тот мигом вскочит и бегом с площади! И еще рад-радехопек, что ноги-то нашлись.
ЛУНА В КОЛОДЦЕ
Возвращался однажды в сумерки сын старосты из Липуша домой в Тушков. Звали его, как и отца, Мацеком. Так всегда в Тушкове старшего сына называли, а ежели он помирал, то следующего сына в Мацека переименовывали.
Вот идет Мацек, а тут луна взошла и пошла с ним рядом. Решил Мацек от нее отделаться, пустился бежать, а луна не отстает. Старался он, старался — так от нее и не сумел удрать. Прибежал в Тушков — смерть как пить хочется! Подошел он к колодцу, заглянул в него — а там откуда ни возьмись тоже луна! Бросился Мацек домой, а дома у старосты все тушковские умники как раз на совет собрались. Вот вбегает он в дом и кричит:
— Отец, луна в колодец забралась!
Всколыхнулись умники.
— Да она всю воду у нас выпьет! — кричат одни.
— Надо ее поймать и повесить над управой. Пусть она нам днем и ночью светит! — голосят другие.
Долгий был совет, шумный. А потом все пошли к колодцу поглядеть, как там луна, что поделывает. В аккурат туча небо заслонила, и луны в колодце нет как нет.
— Сбежала, чертовка! Больно долго мы совещались, — огорчились умники и пошли обратно. Только молодой Мацек у колодца остался. Стоял-стоял, думал-думал, а тут ушла туча, прояснилось, луна опять в колодце тут как тут! Помчался Мацек в управу. А там умники судят-рядят, что надо было делать да как, да кто виноват, что не сразу пошли луну в колодце ловить. Влетел туда Мацек и кричит:
— Отец! Там она!
Без лишних разговоров все схватились и бегом к колодцу! Багор принесли, ловили-ловили луну багром, уж кажется, вот-вот поймают, а она все с багра соскальзывает.
— Стойте! — говорит Мацек. — Несите сюда лестницу подлиннее, и приманку забросим. А пока, чтобы не удрала, прикроем колодец досками.
Принесли лестницу, откинули доски, глядь — а луна опять сбежала! И теперь уже насовсем. И темным-темно теперь в Тушкове по вечерам.
ПРО ЦЫГАНА
Цыгана к смерти приговорили, повели к виселице. Палач уж и петлю приготовил, а цыган просит судью: дайте, мол, перед смертью сплясать. Судья согласился, развязали цыгану руки. Пляшет цыган, коломийки да краковяки выкаблучивает, сам себе подпевает. Все смотрят, смеются, все шире и шире круг расступается. Плясал цыган, плясал, а потом как прыгнет! — и наутек. Бросились его догонять, да где там! Удрал.
К ночи добрался он до хаты одного мужика, переночевать попросился. Дал ему мужик подушку, смотрит — вместо того, чтобы положить ее под голову, цыган ноги на нее кладет.
Спросил мужик: почему, мол, ты так делаешь? А цыган объясняет:
— Если бы не ноги, не сносить бы мне головы. Ноги мне голову спасли — стало быть, им должно быть больше почету, чем голове.
ШАПКА ЗА ТРИСТА ЗОЛОТЫХ
Один мужик задумал имущество делить и пообещал сыну, что получит он три золотых. А сын странствовать хотел, вот и говорит отцу:
— Батюшка, дайте мне мою долю сейчас. Пойду я странствовать.
Отдал ему отец три золотых. И пошел сын странствовать. А на голову старую шапку надел.
Прошел мили две, зашел в корчму, спросил на два медяка водки, отдал корчмарихе золотой и говорит:
— Хозяйка, оставьте у себя сдачу. Буду возвращаться — накормите меня.
И дальше пошел.
Опять захотелось ему есть, отыскал он еще одну корчму. Зашел туда, спросил на два медяка хлеба, на два медяка водки и говорит:
— Оставьте у себя сдачу. Буду возвращаться — угостите меня на нее.
И еще дальше пошел. Шел-шел, опять есть хочется. Видит — опять корчма. Проел там четверть последнего золотого, а сдачу хозяйке оставил.
— Буду возвращаться, — говорит, — поем на остальное. Вот идет он, идет, а денег-то больше нет. А есть-то хочется. А тут опять корчма. Зашел он туда, а там сидят трое бродяг, едят, пьют. Позвали они его к столу, угостили. Наелся он на славу и говорит:
— Други, пойдем со мной. Теперь мой черед вас поить-кормить, чем хотите.
Привел он их в ту корчму, где проел четверть золотого, и говорит:
— Хозяйка, ставьте нам еды всякой и питья.
А сам соображает, чтобы не набрать больше, чем на остаток.
Поставили им на стол еды-питья, он шапку снял, покрутил ее на пальце и говорит:
— Хозяйка, мы в расчете.
— В расчете, — отвечает хозяйка.
Подивились те трое, зашептались. А парень встал, вышел, за дверьми спрятался и слушает, о чем они говорят.
Старшой из тех троих двум другим и толкует:
— Видели, как он шапку крутил? В ней вся сила. Надо ее купить у этого мужика.
— Сколько дадим? — спрашивают те.
— Такая вещь, братья, не меньше трехсот золотых стоит, — говорит старшой.
Подслушал парень этот разговор, обрадовался. «Триста золотых — неплохо!» — думает. Вышел он на дорогу, идет себе, как ни в чем ни бывало. А те трое догоняют его и говорят:
— Слушай, друг, продай нам шапку.
Он и отвечает:
— Продам. Триста золотых дадите?
— Даем двести, — говорит старшой.
— Обсудить надо это дело, — говорит парень. — Пошли в корчму.
И повел их туда, где второй золотой оставил. Заказал еду, выпивку и толкует:
— Хозяйка, мы в расчете.
А сам шапку на пальце крутит. Смотрит старшой, шепчет товарищам:
— Покупать надо.
Вышли они из корчмы, те трое опять приступаются:
— Продай шапку.
Парень отвечает:
— С вас триста золотых, и делу конец.
Дали они ему триста золотых и говорят:
— Только еще раз нам покажи, как ее крутить надо.
Соглашается парень.
— Пойдем, — говорит, — в корчму. Там на прощанье и выпьем, как положено.
И привел их туда, где изо всего золотого только два медяка истратил. Поели они, выпили, он и молвит:
— Хозяйка, мы в расчете.
А сам шапку на пальце крутит. Хозяйка кивает: все, мол, правильно. Обрадовался старшой.
— Ну, — говорит, — братья, точно вам говорю: будет у вас еды- питья вдоволь, и денег вам не надо.
Вышли они из корчмы, отдал им парень шапку, а сам давай бог ноги от них подальше!
Добрели бродяги до корчмы, велели подать еды-питья, Поели-выпили — подзывают хозяйку. Начал старшой шапку крутить на пальце.
— Хозяйка, мы в расчете, — говорит.
А хозяйка отвечает:
— Нет, с вас приходится.
Второй бродяга шепчет:
— Ты, старый хрыч, ее не в ту сторону крутишь.
Схватил шапку, закрутил на пальце и говорит:
— Хозяйка, да ведь мы же в расчете!
— Как же в расчете, когда вы не заплатили?
На шум вышел .хозяин, а тут третий бродяга за шапку хватается.
— Дураки вы, — говорит. — Не так надо!
Крутит шапку по-своему и спрашивает:
— А теперь мы в расчете?
— Сейчас рассчитаемся, — говорит хозяин.
Запер он двери, схватил плеть да так им всыпал, что вся одежонка на них в клочья разлетелась.
С тех-то пор ни у кого из бродяг справной одежи нет, все они вечно в лохмотьях. И денег у них не бывает. И по корчмам они не ходят, у дверей христа ради милостыню просят, а войти боятся — памятна им та плеть.
МЯСО, ХЛЕБ ДА ВИНО — И ВСЕ ДАРОМ
Жили-были трое бродяг. Один из них мясницкое дело знал, другой — хлебопекарное, третий — виноторговое, но не было у них ни работы, ни денег. Вот пришли они в один город на заезжий двор, сидят голодные и думают, как бы им достать еды без денег. Первым вызвался тот, кто прежде мясником был:
— Я пойду.
Пошел он в лавку к мяснику и говорит:
— Хозяин, дайте мне пять фунтов баранины, пять фунтов свинины и пять фунтов телятины.
И уговорил мясника, чтобы тот послал с ним ученика или подручного. Дескать, он сам слуга у приходского ксендза и ксендз заплатит, как
