и многочисленными свертками.
Эти двое, одетые безукоризненно, шли не торопясь, попыхивая трубками, от чего на их лицах застыло полупрезрительное выражение. Носильщик играючи нес за ними два небольших кожаных чемодана.
Не выпуская трубок изо рта, респектабельные иностранцы предъявили паспорта. Один из них значился членом директората немецкой фирмы «Континенталь» Генрихом Габтом, другой — акционером фирмы Гансом Мюллером.
Процедура досмотра прошла быстро, без заминки. В чемоданах коммерсантов лежали только предметы туалета и много рекламных каталогов фирмы. Через несколько минут они вышли из таможенного зала и заняли свои места в комфортабельном двухместном купе международного вагона.
Остро стреляя глазами в каждого встречного, Габт заметил Мюллеру:
— Вы, Ганс, правильно сделали, что предложили таможеннику «на чай». Этим вы дали понять, что первый раз едете в Советскую Россию и вам неизвестно, что русские теперь чаевых не берут.
— Зато польские таможенники содрали с нас почти английский фунт и, нахалы, даже наши марки не взяли, считают, что они обесценены.
— Иначе было нельзя, — объяснил Габт. — Не отвали мы им такой куш, уже не на чай, а на шнапс, они бы ножницами перекроили все наши каталоги.
Перронная посадочная сутолока постепенно затихала. Носильщики, словно почетный караул, стояли вдоль состава. То один, то другой из них снимал фуражку, вытирая пот со лба, — августовское солнце грело щедро.
Небрежно бросив на стол кучу каталогов, Габт нажал кнопку звонка.
Вошла миловидная молоденькая проводница. Форма сидела на ней как влитая.
— Что господам угодно? — спросила она на хорошем немецком языке.
Ганс посмотрел на нее теплым взглядом, а Габт отрывисто спросил:
— Можно убрать чемоданы, чтобы они нам здесь не мешали?
— Пожалуйста! Вы закройте замки, и я вынесу их к себе в купе.
Габт щелкнул застежками, но не стал запирать замки. Проводница унесла чемоданы, а Мюллер удивленно поднял брови и спросил полушепотом:
— Зачем вы это сделали? Чемоданы могли спокойно лежать на верхних багажных полках.
— Ганс, вы еще не знаете нынешних русских, — также шепотом ответил Габт. — Их надо уметь расположить к себе доверием. В вагоне обязательно едет агент ГПУ. Он пороется в наших чемоданах и убедится, что двойного дна нет. И мы будем спокойно себя чувствовать. Зачем дразнить советскую контрразведку?
— Но вы, Генрих, неосторожно разбросали по столу каталоги. Ведь в них заделаны документы, — заметил Ганс.
— Ничего! Кстати, вот сюда, в эту обложку, вложен ваш русский паспорт, в другую — удостоверение сотрудника советского торгпредства в Берлине. Оно вам понадобится при поездке на родину. Третье удостоверение вот в этом каталоге — по нему вы значитесь уполномоченным Ростовской конторы по сбору и сбыту металлолома. Это вам пригодится для поездки в Златоуст, на встречу с «НС-13».
Габт снова бросил каталоги на стол и поймал недоумевающий взгляд Мюллера.
— Вы не удивляйтесь, Ганс! В нынешней России все должно быть на виду. Контрразведка всегда по привычке ищет то, что далеко спрятано… Кстати, выйдем в коридор. Вы будете любоваться вашим русским пейзажем, а я посмотрю, на всякий случай, кто наши соседи по купе.
Жарков, не отрываясь, глядел в окно. Ему было радостно и тоскливо. Перед его взором проплывали деревни, низенькие, под соломой и дранкой избушки. Все это было как во сне и пьянило его. Но появилось в пейзаже и нечто новое. Сначала он не мог уловить что. Потом понял — поля. Огромные золотые поля, а не клочки земли, изрезанные бурьянной чересполосицей. На одном из полей он увидел жнейку, которую тянули не лошади, а трактор. «Колхозы… Коллективизация…» — едва не вслух произнес Жарков. На лбу у него выступил холодный пот, когда он подумал, что через четырнадцать дней он опять окажется далеко от своей родины…
— Ганс! — шепнул ему на ухо Габт. — Наши соседи по купе — немцы. Кажется, коммунисты. Едут со всем скарбом. Не иначе — бегут от Гитлера. Это уже неплохо. Национал-социализм еще покажет себя!
Он бросил взгляд в сторону купе проводника, куда вошел какой-то пассажир, и быстро зашептал:
— Черт возьми! Лицо знакомое… Я его где-то видел. И он почему-то на меня изучающе посмотрел. Похоже, за нами наблюдает сотрудник ГПУ.
Достав из кармана трубку, Мюллер с излишним усердием принялся набивать ее табаком.
Габт на минуту задумался, потом решительно сказал:
— Так! Кое-что в программе нам необходимо изменить. Я с вами не должен нигде появляться.
— Что? Как это так? — Мюллер покосился в сторону шефа, который тоже набивал трубку — нервно, просыпая табак. Губы Габта побледнели.
— План надо изменить, Мюллер. Вы поедете в Златоуст на связь с «НС-13» по советскому паспорту, как русский, а мне придется волочить на «хвосте» сотрудника ГПУ. Выходит, вся моя деятельность в России на сей раз парализована. Теперь мне придется сидеть безвыездно в Континентальхаузе или в посольстве и ждать ваших шифрованных сообщений.
— Не преувеличиваете ли вы опасность, Генрих?
— Вернемся в купе, — приказал Габт.
Он был взбешен и обескуражен. Он прекрасно понимал ситуацию. В его положении вояж по России — дело слишком рискованное. Но существовала другая сторона медали. По возвращении в Берлин — если он вернется — придется доложить начальству, что всю работу по выполнению задания проделал русский Жарков. Конечно, если Жарков удачно справится с трудным делом. На этот счет у Габта были большие сомнения. И все-таки он подумал: «Неужели какому-то Жаркову повезет больше, чем его учителю? Во всяком случае, надо позаботиться о том, чтобы плоды предстоящей операции оказались в его, Габта, руках».
— Да вы меня не слушаете, Генрих? — вывел его из задумчивости Мюллер-Жарков.
— Напротив, — не зная, о чем идет речь, солидно кивнул головой Габт.
— Как же я теперь приму вашу старую агентуру и передам ее на связь «НС-13»? — терпеливо повторил вопрос Мюллер.
— С вами, Ганс, поедет Борисов, он все знает. А потом вы будете инспектировать агентуру, которую приобрел «НС-13». Поймите, дорогой Ганс! Мне необходимо быть очень и очень осторожным. Я ведь в России не раз бывал. Правда, сейчас никто не знает, что я полковник абвера. Но, согласитесь, глупо рисковать. Думаю, на меня в ГПУ давно уже заведено досье.
Слушая разглагольствования струсившего шефа, Жарков решил, что такой поворот устраивает его во всех отношениях.
Вечером следующего дня экспресс Негорелое — Москва подошел к перрону Белорусского вокзала. Прибывших приветливо встретил Бюхнер. Через полчаса машина с гостями въезжала в ворота Континентальхауза.
…Габту все здесь было знакомо, поэтому, развалившись в кресле у камина, он спросил:
— Вы что, обновили колонны в вестибюле?
— Да, — ответил Бюхнер как можно беспечнее, — пришлось их заменить. Старые обгорели во время пожара.
— У вас был пожар?
— Недели две тому назад.
Габт пытался пошутить:
— Уж не пытались ли поджечь ваш Континентальхауз чекисты?
— Что вы! Это натворил Фишер, — рассмеялся Бюхнер. — Он подвел к сейфам ток высокого напряжения. Произошло короткое замыкание, начался пожар. Пришлось вызвать пожарную команду.
Лицо Габта окаменело, глаза стали ледяными. Под взглядом начальства Бюхнер вытянулся в струнку.
