трость, на которую опирался, словно на эфес сабли. Жарков присел рядом.
— Я не считаю наш разговор оконченным, — мягко проговорил Алексей Алексеевич. — Вы военный инженер, русский. Найдите самостоятельное решение, если хотите служить Отечеству.
И он пошел по дорожке, стройный, подтянутый. На нем даже штатский костюм сидел будто мундир.
Позже Жарков встретил Базова и сумел убедить его в искренности своих намерений послужить России.
И вот столько лет ждал он встречи с посланцем Родины, а потом сам приехал инкогнито в Россию. Стоит на берегу родного тихого Дона и верит и не верит, что это не сон. И желая убедиться, что это явь, Жарков обернулся и посмотрел на лежавшего в траве Борисова, встретился с ласковым взглядом его серых глаз.
Кнаппу и Фишеру удалось добиться совместной поездки представителя фирмы и представителя Электроимпорта по пущенным в строй и строящимся электростанциям, где монтировались турбины фирмы «Континенталь».
По пути «специалисты» заехали на Дон. Жарков хотел посетить родные места и поклониться праху родных. Уже неделю проживали они с другом юности Борисовым в донской станице. Ждали нарочного с известиями от Базова.
…Рано утром Жарков отправился на Дон купаться. Долго плавал в прозрачной холодной воде, чувствуя, как тело наливается бодростью и энергией.
Повернув голову вправо, Жарков вдруг увидел бегущего к Дону Борисова. Выбрался на берег и, поджидая его, лег на песок.
— Миша, положение изменилось. Мы не сможем поехать к тебе на хутор, — сообщил запыхавшийся Борисов. — Надо отправляться на Урал.
— Как, что случилось? — побледнел Жарков. — Неужели я не увижу родных, даже матери? Они ведь совсем рядом! Осталось каких-нибудь семьдесят верст.
— Ехать сейчас нельзя, Миша, иначе будет провал. Тебя там узнают.
— Как и кто? Расскажи толком.
— Только что с нарочным получено предупреждение от Базова. Оказывается, на хутор вернулись два казака. Были на заработках, на Урале. Сейчас работают в колхозе. Они служили в русском экспедиционном корпусе в Париже и тебя хорошо знают. Если явишься на хутор — встречи не миновать. Уполномоченный района расспрашивал их о тебе. Они возмущались: «Подался к немцам». Так что сам понимаешь: ехать сейчас никак нельзя. А с матерью непременно повидаешься в Москве — Базов обещал. Не расстраивайся ты так, ночью будем проезжать твой хутор — увидишь свои родные места. Ладно?
Жарков промолчал, стиснул зубы и бросился в воду, в родной Дон. Долго плавал, успокаивая больно сжавшееся сердце. Борисов терпеливо ждал на берегу. Он понимал, как тяжело сейчас его другу. Когда Жарков выбрался на берег, они молча отправились в станицу.
В этот вечер Базов освободился сравнительно рано, едва упали быстрые сентябрьские сумерки. Он вышел на бульвар. В кронах лип золотились блеклые пряди паутины. Листья бились по-осеннему звонко. Может быть, это последний погожий вечер с розовыми облаками, похожими на гигантские пирожные, а потом зарядят бесконечные дожди. В такой вечер хотелось вдыхать полной грудью прохладный воздух, а не табачный дым. Базов давно заметил, что на улице, на рыбалке или на охоте даже заядлые курильщики «смолят» меньше и как бы нехотя.
Усевшись на скамейку, Леонид Петрович полез было за портсигаром, но лишь махнул рукой, откинулся на спинку и стал провожать взглядом прохожих. Мысли его продолжали кружиться вокруг событий сегодняшнего дня, уходили в прошлое и вновь возвращались. Время от времени Леонид Петрович то крякал, то прокашливался, то изредка косился на свою соседку по лавочке — древнюю старушенцию из «бывших», в старинной шляпе с шелковым платочком, с лохматой болонкой на руках, — уж не сболтнул ли он чего вслух.
«Ну и денек был!» — думал он про себя.
На общем заседании Наркоминдела, Внешторга, Наркомата электростанций обсуждалось одно: последствия возможного скорого разрыва торговых отношений с Германией, перераспределение заказов на электротехнические машины в другие страны.
Внешторговцы с цифрами в руках доказывали полное нежелание правительства Гувера вести торговлю с Советами даже за наличные, даже на золото. За последние четыре года советский экспорт в США упал с 42,7 миллиона рублей до 14 миллионов. Соответственно импорт в СССР из Соединенных Штатов со 177 миллионов рублей золотом снизился до 16,6 миллиона. Более чем в 10 раз сократился ввоз из Америки машин и оборудования.
— Черт с ними, — под конец вышел из себя представитель Внешторга. — Черт с ними, что продают они нам далеко не последние новинки техники. Нам и такое оборудование позарез нужно! Но сократить в десять раз — в десять! — импорт, а потом кричать, будто Советы наводнили Соединенные Штаты своими товарами и Советский Союз едва ли не единственный виновник застоя в промышленности США, в безработице! В это никто не верит, и Гувер вряд ли останется президентом на следующий срок. Предвыборная платформа Рузвельта обнадеживает американцев. И наши торговые отношения при трезвом взгляде Рузвельта на дело могут стать нормальными. Я не думаю, что мы окажемся неподготовленными, если национал-социалистская Германия порвет с нами торговые отношения. Однако сейчас надо нажимать вовсю, требовать точного выполнения обязательств, прежде всего фирмой «Континенталь». На сегодняшний день она — большой должник по поставкам турбин.
Представитель Наркомата иностранных дел заметил, что товарищ из Внешторга несколько упростил картину отношений с Северо-Американскими Соединенными Штатами.
— Для печати САСШ как раз характерно, что не «едва ли не единственными», а именно единственными виновниками бедствий американского рабочего и фермера являются советский рабочий и крестьянин. Ведь ни одна газета не опубликовала хотя бы такой цифры: весь советский экспорт в САСШ составляет сейчас всего 2,8 процента ко всему импорту страны! О каком «советском демпинге» может идти речь? И все-таки в выводах я согласен с товарищем из Внешторга. Смена президента, безусловно, приведет к переориентировке в торговле. Что касается Германии и возможного прихода к власти национал- социалистов, за чем последует разрыв торговых отношений с нами, — это вполне реальное опасение. Но разрыв торговых отношений — вопрос не дней, а месяцев.
«Почему вы так думаете?» — чуть было не сказал Базов. Он понимал, что от решения этого дела зависит начало ликвидации целой заговорщической цепи, практически уже раскрытой, находящейся под наблюдением. Очень трудно удержать «под стеклом» многочисленную и разветвленную шпионско- диверсионную группу. Начать ее обезвреживание — значит тут же выйти на представителей фирмы, разоблачить часть их как офицеров немецкого абвера и намного раньше, чем того требуют интересы страны, денонсировать торговый договор, посадить на голодный паек, а то и законсервировать строительство электростанций. Этого никак нельзя! Наше собственное турбостроение только рождается, а производство электроэнергии растет не по дням — по часам. В начале первой пятилетки мощность всех станций составляла 1 миллион 875 тысяч киловатт-часов, а теперь — 4 миллиона 600 тысяч…
Обратившись ко внешторговцу, Леонид Петрович все-таки спросил:
— Почему вы думаете, что разрыв торговых отношений с Германией — вопрос месяцев, а не дней?
— Не будет же «Континенталь» держать на складах готовые турбины и прочее оборудование или сокращать производство в угоду новому правительству, забыв о своих барышах, — ответил представитель Внешторга. — Инициатива разрыва торгового договора будет исходить от правительства. Значит, правительство и должно позаботиться о размещении заказов фирмы в других странах. Во всяком случае, как бы боши ни хотели порвать торговый договор, пройдет не менее полугода, прежде чем вопрос будет решен. А пока немцы ограничатся угрозами, но дальше не пойдут. Хотя… хотя вопрос о ненормальностях германо-советского торгового баланса — притча во языцех в их деловых и правительственных кругах… С нашей, купеческой точки зрения, у нас прекрасный советско-германский баланс — больше полумиллиарда в пересчете на доллары! Из этого источника покрывается дефицит между экспортом и импортом в Америке, а остальные ресурсы идут на размещение заказов в других странах.
