- Ужо, смотри у меня!
И едва не напоролся на застывшего на месте пьяницу.
- Пришли, слава Богу, - радостно поведал тот. - Эвон, «Иван Елкин».
Иван разглядел маячившую саженях в пяти впереди избу с прибитыми над крыльцом еловыми ветками - знаком «государевых кабаков», по этой примете прозванных в народе «Иванами Елкиными».
- Ну, мил человек, пошли погреемся!
Питух решительно зашагал к крыльцу.
- Постой, - крикнул юноша. - Что с конем-то делать - боюсь, украдут.
- А, - обернувшись, питух махнул рукой. - Кабацкую теребень попросишь - присмотрят.
- Ну, разве что…
Недоверчиво шмыгнув носом, Иван покрепче привязал коня к коновязи и вслед за своим провожатым вошел в кабацкое чрево.
Пахнуло, ожгло застоялым перегаром, прокисшими щами, гнилой капустою и еще чем-то таким, кабацким. Вообще-то, в кабаках особой закуски не полагалось: не корчма, сюда ведь не есть - пить приходили. Но все ж Иван углядел на длинном столе миски с каким-то черным месивом - то ли с капустой, то ли с черт знает чем. Выпив, питухи брали месиво пальцами и, запрокинув головы, с хлюпаньем отправляли в рот. Юноша брезгливо поморщился.
- Вона, туда, в уголок присядем, - питух дернул парня за рукав. - Тамо почище будет.
В углу, за низеньким столиком, и впрямь было почище, но и потемнее - горящие (вернее сказать - чадящие) сальные свечи имелись только на «главном» столе.
Вынырнувший, словно черт, неизвестно откуда, целовальник с прилизанными патлами без лишних слов поставил на стол глиняный кувшинец и две деревянные чарки.
- Капусточки принеси, Мефодий, - усевшись, попросил питух и повернулся к своему спутнику. - Я - Михайло, Пахомов сын, человеце вольный.
- Иван, - представился юноша, о своем социальном положении он пока предпочел умолчать. Так, пояснил неопределенно, что, мол, тоже из вольных людей. Правда, после чарки не удержался, съязвил: - В немецких землях считают, что у нас вообще вольных людей нет. Все - от боярина до крестьянина - холопи государевы.
- Так-таки все и холопи? - Михайло посмотрел на собеседника с хитроватым прищуром. - Ну, допустим, дворяне да дети боярские - понятно, от царя-батюшки зависят. Захочет - отберет землицу. Бояре - те наполовину, у них ведь, окромя вотчин, и поместья имеются… О холопях не говорю, о заповедных летах да беглых - тоже… А вот казаки? А купцы? Артельщики? У них-то совсем нет хозяина, кроме самих себя.
- Однако, прав ты, похоже. - Иван еле скрыл удивление и повнимательнее присмотрелся к новому знакомцу - больно уж правильной оказалась его речь, слишком уж философской для простого пьяницы.
- Выпьем, - Михайло плеснул в чарки водку.
Юноша, конечно, предпочел бы вино, но сильно подозревал, что в подобном заведении никаких других напитков, кроме водки, не водится - приходилось пить, что дают.
Выпив, Иван поморщился, занюхал рукавом.
- Не боись, Иване! - похлопал его по плечу новый знакомец. - Целовальник здешний, Мефодий - давний приятель мой, перевар не подсунет. Ишь, водочка-то - как слеза! А ну, намахнем еще по одной!
- А квасу у них, случайно, нет? - негромко осведомился Иван. - Ну, для запивки.
Михайло хитровато улыбнулся в усы:
- Может, для кого и нет, а для нас завсегда найдется! Гришка, эй, Гришка! - он поманил к себе кабацкую теребень-служку - рыжего и веснушчатого отрока с хитрым лицом пройдохи.
- Что угодно, дядько Михайло? - подбежав, угодливо изогнулся служка. - Водочки? И это… - Он оглянулся и перешел на шепот: - Хозяин сказал: только для дорогих гостей - грибочки соленые есть. Принести?
- Квасу принеси, - ухмыльнулся Михайло. - Ну и заодно, черт с тобой, грибочков.
- Исполню в един миг.
Гришка умчался и весьма быстро нарисовался вновь - принес и грибочков, и квасу.
- Ну, Михайла! - аппетитно похрустев груздем, восхитился Иван. - Ты прям волшебник, колдун!
- Вот с ворожеями ты меня не путай, - обиженно отозвался Михаил. - Я их на дух не переношу, особливо после того, как в лихую годину они человечьим жиром торговали - для всяких снадобий.
- Неужто человечьим? - Юноша недоверчиво скривил губы.
Его собеседник размашисто перекрестился:
- Вот те крест!
- А жир этот они с кого брали?
- Так время-то какое было, вспомни! Голод! Ладно кошек - навоз ели, кору. Мертвяки на Москве друг на дружке валялись - бери, не хочу.
Михайло быстро наполнил чарку и одним махом выпил. Захрустел грибочками:
- Эх, хорошо!
Странный он был, этот Михайла. Одет неважнецки - рваный зипун, армячишко, треух, - но глаза смотрят вокруг с этакою циничной насмешкою, а речь питуха, несомненно, речь умного человека. Видать, он знавал когда-то и иную долю, нежели валяться по пьяному делу в сугробах, быть может - да скорее всего! - имел небольшое поместьице, потом разорился, запил. Ой, много таких дворян да детей боярских по всей Руси-матушке мается, много. Одним уже и на войну не с чем идти - коня нет, людишек, вот и подаются в пищальники, а кто и вообще - в холопы к сильному боярину запродается! Недаром государь особый указ издал, запретил обнищавшим дворянам верстаться в холопы. А тем, бедным, куда деваться? Кушать-то хочется, да и семьи кормить надо. Тут либо в холопи, либо в тати. А еще можно к самозванцу, на юг, податься…
Михайло быстро приметил грустное настроение собеседника:
- О чем задумался, парень?
- О доле нашей тяжкой, - признался Иван. - Я ведь вижу, ты из дворян…
- С чего бы?
- Больно уж говоришь умно да правильно. Я ведь и сам из детей боярских, а рыбак рыбака…
- …видит издалека, - Михайло мрачно усмехнулся. - Выпьем!
Иван придержал чарку:
- Погодь. Поговорим хоть немного. Да ты не бойся, я не соглядатай какой…
- А я и не боюсь, - пожал плечами питух. - Поди меня на Чертолье сыщи… А отсель на правеж еще никого утянуть не удавалось. - Михайло совершенно трезво прищурился. - Так о чем разговор будет? Ты не смотри, я ведь не пьян еще. А что в яму попал - так туда в такую пургу кто угодно угодить может.
- А песни чего орал?
- Для куражу.
- Ну, вот что, Михайла… - Иван помолчал, лихорадочно соображая, как половчей повернуть разговор в нужное русло. Наконец сообразил, улыбнулся. - Хочу к воеводе Федору Хвалынцу в войско наняться. Знаешь такого?
- Знаю, как не знать? - усмехнулся Михайло. - Так он далеко, в Ярославле.
- Неужто в Москве от него никого нет?
- В Москве? Племянник него, Егорий, делами дядькиными на Москве занимался, да только ты, парень, к нему опоздал.
- А что такое?
- Да третьего дня убили Егория, да еще как-то премерзко… - Михайло оглянулся вокруг и понизил голос: - Говорят, на теле живого места нет - все истерзано. Эх, такой парень был! Богат, красив, статен. И молод - всего семнадцать годков. Казалось - все дороги открыты, жить бы да жить, ну или умереть с честию на поле брани! Но не так вот, как помер…
- А что, убивцев не поймали еще? - осторожно поинтересовался Иван.
Собеседник усмехнулся:
- Ага, поймаешь, как же! Говорят, и не человек это был, убивец-то! Упырь, волкодлак! Оборотень
