Проблема сохранения лесного богатства стала и главной его заботой как депутата, и на встречах об этом говорили больше всего.
В Беломорске, в том марте, Леонов отчитывался перед людьми: «Моя последняя книга посвящена запутанной и непролазной лесной проблеме — защите родной природы, от которой мы требуем всё больше, чем отдаём ей накопившегося долга. До сих пор ещё в нашей лесной промышленности есть достаточное количество последователей Грацианского… Пока мы ведём этот разговор, наверное, сотни безумных костров горят на наших лесосеках, так я за то, чтобы погасить эти неразумные огнища».
Такие депутаты — которым ещё и не нравилось что-то в стране советской — были внове; даже если бы выборы той поры не были безвариантной профанацией, его бы избирали всё равно: сотни писем жителей Карелии радетелю русскому леса, полученные Леоновым в тот год — тому порукой.
Девятого марта Леонов съездил в село Нюхча, общался там с рыболовами. Карелы его очаровали — не очень похожий на русских, степенный, сдержанный и — что Леонову было особенно важно — мастеровитый, бережный к лесу народ.
В том же марте Леонова в третий раз избрали депутатом в Верховный Совет.
Лето принесло писателю две новые обнадёживающие вести: во-первых, было предложено сделать сценарий для экранизации «Русского леса» — и Леонов его написал; во-вторых, появилась возможность вернуть на сцену запрещённую и не переиздававшуюся 22 года пьесу «Метель» — ту самую, что едва не стоила Леонову жизни.
Критик Евгений Сурков буквально уговорил режиссёра Московского театра драмы и комедии А. К. Плотникова пьесу прочесть. Тот был прочтённым просто поражён, но самочинно взяться за такую постановку, естественно, не мог.
Плотников вышел на министра культуры Екатерину Фурцеву, рассказал о желании ставить пьесу.
Фурцева приняла просьбу к сведению, прочла «Метель»… Пригласила на встречу самого Леонова и попросила его пойти на некоторые исправления в крамольном тексте. Он спорить не стал, в итоге 30 июля 1962 года Екатерина Фурцева подала в ЦК КПСС докладную следующего содержания:
«Московский театр драмы и комедии обратился в Министерство культуры СССР с просьбой разрешить ему поставить пьесу Л. Леонова „Метель“.
Ознакомившись с существующим вариантом пьесы, Министерство культуры СССР считает, что при некоторых авторских доработках она могла бы быть использована в репертуаре театров.
Автор пьесы Л. Леонов согласен вместе с театром доработать пьесу с учетом всех замечаний, которые будут сделаны по прилагаемому старому варианту „Метели“.
Считая необходимым привлечь Л. Леонова к активной работе с театрами, Министерство культуры СССР просит ЦК КПСС пересмотреть принятое в 1940 году постановление о пьесе „Метель“ и разрешить Московскому театру драмы и комедии после авторской доработки включить это произведение в репертуар театра».
Восемнадцатого октября 1962 года Президиум ЦК КПСС принимает решение: отменить постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 18 сентября 1940 года о пьесе «Метель» как необоснованное. 25 октября «Литературная газета» публикует первый акт пьесы — причём в старом ещё варианте.
В декабре Леонов читает уже переработанный текст актёрам Московского театра драмы и комедии.
Казалось, что всё должно получиться, тем более что к «Метели» помимо Театра драмы и комедии проявил интерес ещё и МХАТ.
В итоге обе эти, принесённые 1962 годом, вести Леонова лишь разочаровали.
МХАТ так и не решился взяться за «Метель». Театр драмы и комедии продолжил репетиции, хотя уже было известно, что у пьесы объявились недоброжелатели «наверху». В марте Леонов писал литературоведу Владимиру Ковалёву, что над пьесой «собираются тучки среднего размера».
Работу над постановкой всё-таки довели до конца, премьера должна была состояться в декабре 1963 года, даже афиши появились на тумбах.
Но спектакль всё равно закрыли, причём вместе с театром. В начале 1964 года по решению исполкома Моссовета главным режиссёром вместо Плотникова был назначен Юрий Любимов, сам Театр драмы и комедии был реорганизован и официально получил новое своё имя — Театр на Таганке.
В планы Юрия Любимова, позднее заслуженно зарекомендовавшего себя провозвестником свобод в Советской России, постановка «Метели» не входила. Заметим, что в первые годы своей работы он куда более успешно делал безусловно яркие, но и столь же правоверные советские спектакли по Маяковскому и Джону Риду — про «Десять дней, которые потрясли мир».
Зато «Метелью» (равно как и «Золотой каретой») очень заинтересовались в большинстве стран соцлагеря. Объяснения этому как минимум два.
Во-первых, в послевоенные годы в европейских театрах пьесы Леонова шли не реже, а порой и чаще постановок, скажем, по Чехову и Горькому. Леонова хорошо знали и любили.
Во-вторых, потайное недовольство, испытываемое интеллигенцией стран соцлагеря, требовало выхода, в том числе и в сфере культуры — и здесь пьесы Леонова стали неожиданным подспорьем. С одной стороны, признанный советский писатель, с другой — пишет о том, чего никто или почти никто не решался писать ни у них, ни у нас.
В Советской России «Метель» незаметно, во второй раз, но уже без шума прикрывают. Однако спустя месяц, 18 марта 1964 года, Леонов едет в Венгрию — потому что пьесу ставят там. Как же было не появиться «Метели» в стране, пережившей известные события 1956 года.
Тем более что в Венгрии к тому времени уже были поставлены и «Нашествие», и «Золотая карета», и «Обыкновенный человек»; и книги Леонова там тоже были известны. Ещё в 1928 году отдельным изданием в Венгрии был опубликован «Конец мелкого человека». Потом был долгий перерыв — авторитарный режим Миклоша Хорти давал о себе знать — а с 1949-го там выходят, одно за другим, все главные леоновские сочинения: сборник из двух повестей («Саранча» и «Взятие Великошумска»), «Соть» (под названием «Тронется лес»; 1950; роман переиздан в 1956-м венгро-румынским издательством), «Дорога на Океан» (1951; переиздана в 1965-м), «Русский лес» (1955), «Скутаревский» (под названием «Комета»; 1956), «Вор» (1962; в послесловии к роману, между прочим, говорится, что именно в этой книге «миропонимание Леонова развёртывается полнее всего»), и т. д. И даже «Метель», не переиздававшуюся в России, венгры выпустили отдельной книжкой в том же 1963 году.
Венгерская постановка пьесы стала, пожалуй, лучшим подарком к 65-летию Леонида Леонова, которое теперь с неизменным елеем отмечалось во всех правительственных газетах СССР. Лучше бы пьесы позволили ставить вместо публикаций трафаретных и с каждым юбилеем всё более неживых панегириков…
Ещё до Венгрии, в 1957-м, «Метель» и «Золотая карета» были поставлены в Чехословакии, а в 1958 -м ещё и «Волк». Отзывы чешской критики на эти постановки были более чем откровенны: утверждалось, что Леонов восстаёт против догматизма советской системы, прямо писалось о воссозданной в сочинениях драматурга «атмосфере подозрительности, уродующей человеческий характер». В России подобных рецензий на сочинения Леонова не писал никто. Мы, правда, не уверены, что писателя такое прочтение приводило в восторг. О европейском фуроре своих драм Леонов почти никогда в советской прессе не высказывался.
Да и вряд ли ему стоило рассказывать, что «прикрытую» в СССР «Метель» в той же Чехословакии издали в 1957-м, переиздали в 1958-м и ещё раз в 1959 году — настолько быстро расходились тиражи! И едва ли ему пришло бы в голову поделиться радостью, что в 1967 году в Чехословакии вышла книга «Бабель. Леонов. Солженицын» (где главным сочинением Леонова назван «Вор», и интерпретировался роман вполне прозрачно: «Если революция, по его (Векшина. — 3. П.) мнению, даёт право на кровь, не означает ли это, что, собственно, всё позволено? Поэтому он становится организатором наглого грабежа»).
Всего с середины 1920-х до середины 1960-х в Чехословакии зафиксировано 70 изданий произведений Леонова — как отдельных книг, так и публикаций в главнейших журналах и газетах страны.
