ощущениях. Казалось, само время остановилось, и на это растянувшееся в бесконечности мгновение он стал единым целым с Люциусом Малфоем.
Медленно и очень осторожно Гарри начал возвращаться в реальность, где он и обнаружил себя, неподвижно замершим в кольце малфоевский рук. Он был бережно, но при этом довольно крепко прижат к мускулистому сильному телу. Руки настойчиво скользили по его спине, замирали на талии, ласкали каждую впадинку и изгиб, не останавливаясь и не отрываясь ни на миг, словно Гарри в любой момент мог рассыпаться на части. И Гарри действительно казалось, что если руки его врага перестанут дарить ему эти невероятные, ранее неизведанные им ощущения, то он тотчас же разлетится на тысячи мельчайших осколков. Что он просто упадёт и разобьется, подобно Шалтай-болтаю, и никто и никогда уже не сможет снова собрать его воедино. Потому что понимание того, кто именно сейчас целует его, медленно, но неотступно проникало в его разум. И осознание, что это неправильно, очень неправильно, что это практически преступление, в конечном счёте, полностью овладело им.
Юноша усилием воли оторвался от греховного рта, бывшим для него сразу и благословением, и проклятием, но всё же ему так и не удалось освободиться из железного захвата обвившихся вокруг него рук.
- Нет! - закричал Гарри. - Пожалуйста, нет. Позвольте мне уйти, - умолял он мужчину, отчаянно пытаясь вырваться, но от этого лишь ещё теснее прижимаясь к своему мучителю. Ему казалось, будто он изо всех сил бьётся в липкой паутине, с каждым движением всё сильнее и сильнее запутываясь в прочнейших нитях. Что пленивший его кокон становится лишь плотнее, и вот уже он беспомощно замирает в нём, совершенно обессиленный и задыхающийся.
- Не думаю, что смогу это сделать, Гарри, - сказал Люциус, отрицательно покачивая головой.
Гарри уставился на него, в огромных зелёных глазах застыл страх.
- Почему нет? - сумел еле слышно прошептать Гарри.
Он на время прекратил свои попытки освободиться, решив пока поберечь силы и попытаться воззвать к голосу разума Люциуса.
- Потому что я уже не смогу остановиться, Гарри. После того, как я распробовал тебя; после того, как мой язык, овладев этим нежным ртом, сплетался в страстной игре с твоим маленьким язычком… Пойми, уже невозможно ничего изменить. Я хочу заполучить тебя всего, без остатка, и ты станешь моим, и ничто в мире не сможет меня остановить.
Гарри потрясённо задохнулся и снова возобновил сопротивление, совершенно бессмысленное с точки зрения Люциуса, и он лишь на краткий миг озадачился вопросом: куда же девалась палочка Гарри? Будучи потомственным волшебником, Малфой полагал, что это была бы первая вещь, которой он сам попытался бы воспользоваться, окажись он на месте Гарри, но, похоже, у юноши не было ни малейшего намерения применять её (не то, чтобы он смог бы это сделать), да и самой палочки нигде не было видно.
Гарри отметил, что в то время как от накопившегося внутри напряжения, у него, казалось, скоро пар из ушей повалит, словно у кипящего на сильном огне чайника, сам Люциус казался удивительно расслабленным и даже почти что скучающим, будто читал прошлогодний номер газеты. И это обстоятельство очень сильно тревожило юношу. Где-то в глубине души Гарри понимал, что его сопротивление с самого начала было совершенно бессмысленным и безнадёжным. Люциус, насколько он знал, был именно из той породы людей, кто всегда доводит задуманное до самого конца, будь то обещания или угрозы; при этом он всегда умудрялся сохранять абсолютную бесстрастность и отчуждённость, словно занимался самыми обычными ежедневными делами. Эта мысль ещё сильнее нервировала Гарри, заставляя всё его тело покрываться гусиной кожей.
Люциус заметил, что Гарри на мгновение внутренне отгородился от него, и это отнюдь не обрадовало мужчину. Он с силой ударил Поттера по лицу, заставив, что и не удивительно, ранее ставший совершенно пустым взгляд снова наполнится ужасом.
- Как я тебе уже говорил, Гарри, - в голосе Люциуса зазвучали опасно вкрадчивые нотки, - я собираюсь завладеть тобой целиком и полностью, без остатка, не упуская ничего из того, что ты только можешь мне дать. Не сопротивляйся, - шёпотом, нежно, почти с любовью, добавил Малфой.
С любовью? Гарри внутренне фыркнул и тут же усомнился в собственном здравомыслии. «С любовью? Этот человек удерживает тебя против твоей воли! Этот человек целовал тебя тоже против твоей воли! Хотя ты вроде бы не очень-то и возражал! Этот человек только что залепил тебе пощёчину! Этот человек преданно служил тому, кто всю свою жизнь охотился за тобой и даже пытался убить! Этот человек собирается овладеть тобой всецело, без остатка! Безжалостный, беспощадный, неумолимый! И ты считаешь, что его поступки могут быть похожи на любовь? Он, должно быть, чем-то одурманил твой разум, или же все эти поцелуи повредили в твоей голове что-то очень важное. Дурак. Дурак. Ох, нет!» - запоздало ужаснулся Гарри, когда, вернувшись из своих мысленных странствий, перевел взгляд на лицо Люциуса. Но прежде, чем он смог вымолвить хоть слово в свою защиту, ещё одна, на это раз ещё более сильная пощёчина обожгла лицо, заставляя невольные слёзы навернуться на его глазах.
- Как нехорошо. Ты должен научиться быть более вежливым, Гарри. Я не позволю тебе витать где-то в облаках, пока ты здесь, рядом со мной. Так что я бы посоветовал тебе вести себя более послушно, если не хочешь, чтобы последствия оказались ещё более серьёзными. Надеюсь, теперь тебе всё понятно?
Люциус ожидал ответа и Гарри понимал, что наилучшим будет сказать, что ситуация для него ясна, как погожий летний день, но, к сожалению, его язык никогда не был особо дружен с его разумом. Именно поэтому он выдал нечто абсолютно противоположное, пытаясь при этом казаться столь же невозмутимым, как и сам Люциус:
- Нет.
Люциус приподнял свою элегантно изогнутую аристократическую бровь.
- Нет?
Вопрос прозвучал удивительно спокойно, но от этого он казался ещё более пугающим. Гарри вовсе не хотелось доводить до бешенства этого опасного тёмного мага: он рассчитывал попытаться растянуть это подобие мирных переговоров на как можно долгий срок. В нём всё ещё теплилась робкая надежда, что у него появится шанс вырваться отсюда невредимым. «Что, кстати, совершенно нелепо», - начала спорить с ним рациональная часть его разума. - «У тебя даже палочки нет. Снейп, проклятый ублюдок, забрал её с собой; бросил тебя здесь, где-то в мрачных глубинах своих любимых подземелий, совершенно одинокого и беззащитного». Так что он решил несколько подправить свой более ранний, довольно опрометчивый ответ.
- Нет, пожалуйста. Просто позвольте мне уйти. Мистер Малфой, пожалуйста.
В его глазах застыла мольба; его голос звучал умоляюще; всё его тело взывало к мужчине в безмолвной просьбе позволить ему уйти. Но для Люциуса возможность видеть и слышать Гарри таким: униженно молящим его о снисхождении, лишь ещё сильнее распалила и без того взбудораженные чувства, что делало задачу юношу по собственному спасению уже практически невозможной.
Люциус подавил зарождающийся в горле стон и ответил:
- Ты ведь даже не представляешь, как ты прекрасен, когда так умоляюще смотришь на меня, верно, Гарри? - хрипло проговорил Люциус, скользя большим пальцем по лицу Гарри вниз, к щекам, на которых ярким пурпуром сияли следы от его пощёчин. Он слегка надавил на место удара, заставив Гарри непроизвольно зашипеть от болезненных ощущений.
- Очень больно? - спросил он.
Гарри не ответил.
- Тебя следует ещё немного подучить дисциплине и хорошим манерам, малыш. Но не волнуйся, я об этом позабочусь.
Всё вышесказанное заставило Гарри разволноваться ещё сильнее. Это прозвучало так, словно Люциус говорил вовсе не о сиюминутном развлечении в пустом классе. Если только Гарри правильно его понял.
Он задрожал, когда пальцы Люциуса прошлись вдоль его щёк, обрисовали контур челюсти и вернулись обратно к его губам. Здесь прикосновения замерли, в то время как Люциус заворожено, словно прекрасную картину, изучал полыхающие яростным блеском, невероятно огромные зелёные глаза Гарри. Прямо сейчас Люциуса мало интересовало, что именно вызвало подобный огонь. Был ли это ужас, страх, ненависть, презрение или отвращение, - это было совершенно неважно, поскольку, чем бы это ни было, это было прекрасно, и в этом читался вызов.
