изменить. И ее это бесит. Тогда зачем? С точки зрения разумности.
— Ну вот. Только я надумал изумиться потенциальной бездне твоего интеллекта, а ты меня так разочаровываешь. Нет, Поттер, ты все- таки тупица.
— Разъясняй уже, не томи.
— Так ведь это правда, Поттер, — развел руками Драко. — Я бы обидел Уизли, если бы называл грязнокровкой его. Потому что это ложь. В случае с Грэйнджер это чистая правда. Поэтому ее обиды тут совершенно неправомерны. И ей стоило бы не дергаться каждый раз на неприятное слово, а разобраться со своим к нему отношением. И, раз уж она настолько любит книжки, покопаться в них, наконец, и почитать, чем именно отличаются чистокровные семьи. Хотя бы — в смысле магических возможностей. После чего выучить свое место и перестать пытаться доказать, что она может с ними во всем соперничать.
— Скотина ты, Малфой, — помолчав, резюмировал Гарри. — Хоть в этом она была права, ты действительно белобрысая скотина.
Драко пожал плечами.
— А ты сам-то веришь, что она может все это понять? — спросил Гарри.
— Мне это неинтересно, — ухмыльнулся Малфой. — Ее поведение вызывает желание преподать урок, этим я и занимаюсь. У нее есть право выучить его или продолжать игнорировать и обижаться. Кстати, мы отвлеклись, Поттер. Раз уж со сложным вопросом мы разобрались, давай задавай простой.
— Мы не разобрались… — задумчиво проговорил Гарри. — Но, наверное, да, сегодня уже и не разберемся дальше. Из тебя уже больше ничего не выжать. А простой вопрос и правда — простой. Как ты исчез из башни, если в Хогвартсе невозможно перемещаться?
Драко от неожиданности прыснул. А потом, не выдержав, расхохотался в голос.
— Придурок! — всхлипнул он, вытирая выступившие слезы. — Идиот! Тупица Гриффиндорская! Чтобы я! Драко Малфой! Еще раз! Хоть когда-нибудь! Назвал тебя разумным! О Мерлин!
— Малфой! — до Гарри только сейчас начало доходить, какую глупость он сморозил, и его тоже начало корежить от смеха. — Ты хочешь сказать, что…
— У меня портключ в собственную спальню!!! — простонал Малфой, сгибаясь пополам и держась за живот. — Я же староста, дебил! Кто меня обыскивать будет?
Поттер рухнул на кровать, громко хохоча. Выглянувшая на шум мадам Помфри тут же успокоилась и заулыбалась, глядя на двух самозабвенно смеющихся подростков.
Из-за приоткрытой двери, скрестив на груди руки, на них внимательно и мрачно смотрела Гермиона Грэйнджер.
* * *
Выслушав все наставления мадам Помфри, Гарри вышел из больничного крыла. Домой. В Гриффиндорскую башню.
Он нарочно старался идти медленнее. Предстоящий разговор с друзьями почему-то не пугал, скорее — томил. Хотелось высказать все и закончить с этим. Как наказание у Филча отбывать иду, усмехнулся он сам себе. Хорошенькое отношение к самым близким людям.
Вот в этом-то и было все дело. Близкими людьми он не ощущал их уже давно, и даже успел привыкнуть к этому. Но продолжал считать таковыми… за неимением ничего другого. Теперь же это другое появилось. Просто вошло в его жизнь и уселось на пол рядом с его кроватью, обхватив колени своими изящными аристократическими руками, как будто иначе и быть не могло.
Это морок, морок, твердил он сам себе, подходя к гостиной. Это исчезнет, не может так быть всегда. И не будет. Малфой сам сказал ему — это иллюзия близости, она рассыплется на днях. И они перестанут чувствовать, слышать друг друга. Все кончится. Это просто последствия нападения.
Гарри повторял это себе, слова складывались во фразы, но не доходили до сердца. Сердце категорически не желало их слышать. Поэтому и не было никаких эмоций по поводу. Говоришь себе — скоро я снова останусь один, а слова ничего не значат, просто не веришь в них, ни на секунду, вот и все. Такая вот непрошибаемость.
Он остановился.
Скажи ему кто вчера, что он назовет Малфоя близким человеком, он бы рассмеялся. Но сегодня… Он вспомнил, как проснулся вечером в больничном крыле. Как пришла мадам Помфри, и сказала, что Малфой заходил и днем, пока он спал. И это не показалось Гарри странным, наоборот, как будто так и должно было быть.
Просто глаза Малфоя сегодня утром успели сказать ему слишком много.
Гарри знал, что Драко недоговаривает как бы не больше, чем соглашается рассказать. Знал, что у него свои мотивы, совершенно непонятные другим. Что их судьбы расходятся уж слишком в разные стороны.
А еще он знал, что, если не врать, то всю ночь вчера в башне он просто купался в его обществе. В его словах, в темах, на которые, наконец, хоть с кем-то можно было говорить, не боясь услышать нагромождения лжи. В этих бесконечных пикировках и оскорблениях, которые вдруг стали шелухой, прикрывающей что-то слишком яркое, чтобы быть избавленным от шелухи совершенно.
Пикировки были даже необходимы.
И еще — Малфой не лгал. В чем-то очень сильно сейчас для Гарри важном, он не лгал. И он был единственным, с кем было легко настолько, что даже молчание было естественным, как нечто само собой разумеющееся.
И самое главное. Что-то, что Гарри прочитал в его глазах сегодня утром. Не просто искреннюю, сумасшедшую радость, хотя от одной этой давно забытой искренности на мгновение перехватило дух. Было что-то еще. И Малфой не случайно так вовремя заглянул в больничное крыло, он действительно вытащил его из кошмаров. Вытащил, просто взяв за руку. И был ОЧЕНЬ напуган, что не сможет. А уж как Гарри был напуган, что останется в них навсегда…
Вопросов оставалось слишком много. Достаточно, чтобы многие ответы было просто не из чего складывать. И на большинство из этих вопросов Малфой боится отвечать. Гарри усмехнулся — уж если Малфой боится, значит, тебе, Поттер, стоит сразу лезть в укрытие, и это, пожалуй, самое важное, что он уяснил прошедшей ночью. Да и сегодняшние кошмары добавили понимания…
А самый важный открытый вопрос — что же именно умудрился Драко увидеть в нем самом, чтобы сесть рядом и заговорить? Что-то такое, о чем он раньше не подозревал. И не искал, так как был уверен, что найти это в Поттере невозможно. Сейчас Гарри не сомневался — они с Малфоем были похожи всегда, и эта легкость могла бы прийти годами раньше, если бы они оба сделали первый шаг.
Стоп. Гарри опять остановился. А ведь Малфой-то его делал. Сразу, как только увидел Гарри в поезде в первый раз. Это я его отверг, вспомнил он. Мне не понравилось, как именно он подошел тогда к нам, что сказал. Малфой был заносчив и груб, а мы были непримиримыми детьми, еще не способными увидеть ни черта под внешними проявлениями… Мы и сейчас не особенно к этому способны, констатировал Гарри, вспомнив сегодняшнюю перепалку в больничном крыле. Похоже, что некоторые люди взрослеют с большим трудом.
Он вздохнул и двинулся дальше по коридору.
С этими детьми предстоял тяжелый разговор, который давно уже стоило заставить себя провести. «Хотя смог ли бы я понять, чего именно хочу от них, еще вчера?» — спросил себя Гарри. — «До того, как Малфой на пальцах разъяснил мне кое-что? И наговорил сверх того еще достаточно, чтобы тупице Поттеру было о чем подумать в ближайшую пару лет». Ответа не было. То есть был, но Гарри он не понравился.
Малфой — это слишком сложная головоломка, чтобы решить ее за полчаса, подытожил Гарри, подходя к Гриффиндорской гостиной. Он постоял, сжимая кулаки, назвал пароль и шагнул внутрь.
У камина на полу сидела Джинни, неестественно выпрямившись и глядя в огонь. Плакала, отметил Гарри. В кресле, забравшись в него с ногами, уткнулась в книжку Гермиона. Злится, подумал он, вон как губы сжала. Рона вообще не было видно. Остальные его не интересовали.
Гарри спокойно пересек комнату и направился в спальню.
— Гарри! — услышал он окрик Гермионы. Как щелчок.
— Две минуты, — для убедительности он поднял два пальца. Не оборачиваясь.
В спальне было пусто, если не считать сидящего с ногами на подоконнике Невилла, с отрешенным видом уставившегося в окно. При виде Гарри он смущенно улыбнулся и снова вернулся к созерцанию пейзажа.
Собственно, дел было немного. Первое — найти карту Мародеров. Второе — мантию-невидимку. Запихать обе вещи в чемодан, достать палочку и наложить защитное заклятье такой силы, чтобы у любого, попытавшегося залезть внутрь, спалило руки, как минимум, по локоть.
Прятать вещи от собственных друзей было противно. Но раз уж решил наводить порядок в отношениях, стоит дать им понять, что не шутишь. Гарри прекрасно знал, что они не гнушаются подглядывать за ним — исключительно от беспокойства.
— Гарри?
Он обернулся, всем видом выражая готовность объяснить свои действия в достаточно убедительных выражениях — так, чтобы Невилла впечатало в подоконник.
— Тебе давно пора было это сделать, — совершенно спокойно сообщил Лонгботтом.
От неожиданности Гарри чуть не выронил палочку.
— Я просто рад, что ты, наконец, перестал психовать и начал делать то, что хочешь.
С этими словами Невилл невозмутимо отвернулся и вновь прислонился лбом к стеклу, давая понять, что разговор окончен.
— Спасибо, — помолчав, ответил Гарри и вышел из спальни, чувствуя, что мир вокруг окончательно сошел с ума. Или он сам сошел с ума за последние сутки, если рохля и растяпа Лонгботтом говорит ему такие вещи.
С другой стороны, может, ничего страшного и не происходит. Просто Малфой перестал быть сволочью, а Невилл перестал быть рохлей. «Интересно, а небо с землей местами не поменялось, пока я был занят блужданием в трех соснах?» — усмехнувшись, подумал Гарри.
Спустившись в гостиную, Гарри подошел к камину и сел напротив кресла Гермионы, скрестив
