некоторые физиологические процессы в железах внутренней секреции… и…
Тут я отвлекся от его объяснений и взглянул на Валери с еще большим интересом.
Мне показалось, что она со своими длинными черными волосами, тонкими руками, красиво очерченными губами, большими закрытыми глазами, которые смотрели сейчас во что — то неведомое, плавает где — то между фантазией и реальностью.
Она едва дышала, и медленные колебания груди являлись единственным признаком жизни, которая теплилась в этом чарующем теле античной богини.
Она производила странное впечатление, которое я не мог ни четко проанализировать, ни даже определить. Поэтому я все смотрел и смотрел на нее.
Голос Грейсона возвратил меня к реальности.
Реальность? Что же реального было в том, что показывал мне Грейсон?
На небольшом экране, расположенном на спинке кровати, я увидел большую черную дыру. Было такое впечатление, что я гляжу в глубокий колодец, в какую — то бездонную пропасть.
Фрейдистские символы непрерывно возникали в глубине сна Валери.
— Целиком ее сны ускользают от нас, — закончил объяснения Грейсон, отключая контакт энцефалоскопа. — Так — то вот, господин Милланд. Теперь вы знаете столько же, сколько и мы.
Однако сюрпризы были явно еще не исчерпаны.
Вот Грейсон выводит меня из палаты, и мы спускаемся на первый этаж. Грейсон направляется в глубь коридора и открывает тяжелую металлическую дверь.
Я следую за ним по узкой винтовой лестнице, которая ведет в подземелье, и мы попадаем в громадную лабораторию, где царит неописуемый беспорядок.
На полу разбросаны какие — то детали, обрывки проводов, а оголенные провода высокого напряжения свисают со стен; развороченная аппаратура жалко выставляет свои искалеченные внутренности…
И все это сотворила Валери!
Грейсон показывает мне место, где был найден обугленный труп профессора Ватсона. Рядом висит без предохранительного щитка розетка, которую приложили к бедному Ватсону. Она так и болтается в нескольких сантиметрах от пола, напоминая о случившейся драме.
Грейсон мне объяснил:
— Все аппараты, которые здесь находятся, созданы нашим коллегой Ватсоном. Несмотря на то что они разбиты, некоторые нам удалось идентифицировать, другие будут идентифицированы потом командой специалистов.
А теперь идите сюда.
Он показал мне на небольшой эбонитовый ящичек, закрепленный на двух опорах, который тоже носил следы разрушительного безумия Валери.
— Вот это, в частности, сильно нас интересует. Его механизм явно противоречит здравому смыслу. Никто из тех, кто его изучал, не догадался о его предназначении. Эта штука, кажется, приспособлена для марсианского разума.
Я оценил его юмор и улыбнулся.
— Даже так?
— Я хотел бы, чтобы вы сами заглянули в него.
— Но я же не марсианин.
Он одарил меня кислой улыбкой, но тоже не удержался от реплики:
— Вы ведь и не психиатр, и не психолог, не говоря о том, что не уроженец планеты Марс… С этим я согласен… Но вы инженер — электронщик. Ко всему прочему, вас пригласил профессор Ватсон, который, выходит, доверял вашей профессиональной подготовке и опыту. Я полагаю, что вы сделаете все, чтобы проникнуть в тайну этого аппарата. В любом случае вам ничто не мешает попытаться сделать это.
Я приподнял крышку и посмотрел на сеть проводов, скопище катушек и трансформаторов… На первый взгляд трудно было вынести какое — то четкое мнение, и я смущенно почесал лоб.
— Нужны кое — какие приборы и материалы… чтобы попытаться…
— Все, что вам потребуется, находится в шкафчике в глубине зала. А если понадобится еще что — либо, то звоните.
Сказано это было достаточно ясно. Иначе говоря: «Займитесь своим делом, не теряя времени. Это ваша, а не наша работа».
Через два часа я потерял всякую надежду.
С примерным терпением я щелкал выключателем, свинчивал и развинчивал составные части таинственного аппарата.
Я пытался все соединить согласно логике. Я останавливался и все начинал сначала, терпеливо ожидая результата.
У меня создалось впечатление, что я занимаюсь работой, которая выше не только моего, но и вообще человеческого разума.
Но наконец две, а затем и три лампочки загорелись внутри аппарата, и это поддержало мое мужество.
На какое — то время мне пришлось прерваться, чтобы поужинать. Ужин по моей просьбе принесли в лабораторию. Присутствие тех, кто бродил по коттеджу, вызывало у меня глухое раздражение.
Я сомневался, что смогу работать в контакте с этими людьми, не обладающими простыми человеческими чувствами, а измеряющими все в жизни какими — то символами и рефлексами.
Когда наступила ночь, я счел за лучшее снова приняться за работу, чтобы подавить свою нервозность.
Однако нет ничего более удручающего, чем непонятная тебе работа.
Мне не нравилось то, что я делал. Нет, действительно не нравилось!
Решительно вооружившись паяльником, я принялся за провода, сгоревшие явно из — за короткого замыкания. Один за другим я устанавливал их входы и выходы, а также места припаивания целых пучков.
Желая проверить, работают ли лампы, я щелкнул переключателем. На этот раз все они вспыхнули и начали мигать в каком — то бесконечном световом танце. Стерженьки на своих подставках завибрировали, а катушки стали медленно вращаться.
Смотри — ка, а ведь любопытно! Я почувствовал удовлетворение, а потом сразу беспокойство, когда, сделав неловкое движение, уронил на пол отвертку.
Падение инструмента на твердые плитки пола не произвело никакого звука!
Я удивился, поднял отвертку и повторил опыт. Инструмент опять упал, ничем не нарушив окружающей меня тяжелой тишины.
Боже мой! Что же происходит?
Я вдруг ощутил себя как бы парящим в тишине и пустоте, где нет никаких звуков, словно окружающий мир перестал существовать.
Где — то внизу живота начал рождаться страх, я взглянул на странный аппарат и хотел закричать.
Но, о ужас! Ни единого звука не вырвалось из моего напряженного горла. Но это же невозможно!
Мои пальцы суетливо хватались за выключатель, но он не поддавался моим усилиям. Он был заблокирован.
Охваченный страхом, я схватил отвертку, когда вдруг увидел, что тяжелая стальная дверь поворачивается на петлях, пропуская Грейсона и Эймса.
Я их видел, но не слышал. Они оживленно жестикулировали, направляясь ко мне, и по движению их губ я догадался, о чем они спрашивают.
Это был диалог глухих, где значение имеют только жесты.
Я показал им на аппарат, сопровождая жест, насколько это было возможно, мимикой и четкой артикуляцией:
— Все исходит оттуда… Ничего не бойтесь… Дело минутное…
