Поэтому — то я и согласился продолжать углубляться в этот безумный и абсурдный сон.
Мы только добрались до лаборатории в подвале, как Грейсон снова заговорил:
— Не может же быть, чтобы все мы одновременно пали жертвами воображения. Симптомы коллективной галлюцинации обычно связаны с синдромом, который…
— Давайте — ка лучше вернемся к фактам, — прервал его Дейтон.
— Вы хотите сказать, что нашли естественное объяснение, не так ли?
— Послушайте, Энтони…
— Ради бога, прекратите ваше шаманство, — громко проговорил Эймс. Единственным разумным объяснением всего этого, как я считаю, является следующее: феномен материализации совпадает по времени с периодом тишины, жертвой которого мы стали, и виноват в этом аппарат, который изучал господин Милланд.
— Вот этот, — уточнил я, указывая на эбонитовый ящик.
— Но для чего же, как вы считаете, должна предназначаться эта штука?
— Это — поглотитель шумов, деструктор звука, звуковой аннигилятор, называйте, как хотите…
— Господин Милланд…
— Вы говорите о разумном объяснении, а это и есть разумное, приемлемое, логическое разъяснение, которое я вам могу предложить. Я повторяю: эта машина была задумана и создана для того, чтобы разрушать, или, если хотите, гасить звуковые волны неким лучом. Когда я говорю о звуковых волнах, то хочу сказать, что речь идет о тех, которые способен уловить человеческий слух. Возможно, этот эффект продолжается и в области инфразвука и ультразвука, но в данный момент я не могу утверждать это с полной уверенностью.
Все молчали, и я продолжил:
— Во всяком случае, не могу понять связи, существующей между этой машиной, «создающей тишину», и… как бы это сказать… проявлением…
Мне не хватало слов, чтобы объяснить, но они меня прекрасно поняли, хотя и сами вряд ли смогли бы подобрать подходящий термин.
Существует ли вообще какая — нибудь логика или нечто рациональное в этом таинственном проявлении, оставившем временные следы на полу и стене?
Однако, как ни крути, эти факты совпали по времени, хотя мы и не могли установить хотя бы малейшую связь между ними. Но Грейсон, который не переставал мерить шагами лабораторию вдоль и поперек, первым отказался от идеи совпадения, пытаясь рассмотреть явления по отдельности, а не в единстве.
Однако его мыслями полностью владел феномен материализации, и я догадывался почему.
— Проникновение из сна в реальность, — задумчиво произнес он. — Да, пожалуй, так оно и есть… никакого другого объяснения я не вижу.
— Что вы хотите этим сказать?
Лицо его приняло землистый оттенок. Кажется, он сам был напуган до смерти своей же собственной идеей.
— Ватсон в опытах с Валери достиг такой ступени психического проникновения, какой мы пока и представить не можем…
— Значит, это то самое новое измерение, с которым вы не вполне соглашались? — заметил я.
Он взглянул и кивнул головой.
— Пусть будет так, — проговорил он со вздохом, — если нельзя объяснить чем — то другим. Будем считать это неизведанное измерение явью, которая представляет из себя нечто вроде параллельного мира, сосуществующего с нашим через сеть бессознательного.
— Но это же абсурд, — обрезал Дейтон.
— Герберт, прошу вас, дайте договорить, — вмешался Эймс, хрустя пальцами.
— Черт знает что! Психологический феномен не может никоим образом интегрироваться в нашу материальную среду.
Грейсон скорчил смешную гримасу.
— Что вы об этом знаете, Герберт?! Только то, что объект должен быть ограничен в пространстве и следовать неким физико — химическим правилам картезианства.[24] Но ведь единое видение вещей, начиная с Гейзенберга,[25] перевернуло всю эту концепцию. Разве нам известен механизм, который позволяет с открытием некоторых частичек в пространстве привести к понятию параллельного мира? Нарушить границы психики? Нет, мы просто принимаем это как факт. В области бессознательного мы грешим еще избытком невежества, но ничто не мешает нам полагать, что мы стоим перед новой точкой зрения на теорию единого поля, которое до сих пор еще не открыто наукой.
Дейтон взъерошился, как боевой петух.
— Выходит, что чудовища прорвутся из бессознательного, чтобы интегрироваться в нашу реальность, и будут столь же реальны, как вы и я! Это чушь! Это самое смешное из того, что я слышал до сегодняшнего дня!
— Минуточку!
Я положил руку на включатель звукового аннигилятора, прервав упрямого Дейтона.
— Прошу немного внимания. Может быть, для доказательства связи между двумя феноменами стоит повторить опыт?
Дейтон аж подпрыгнул. Он побледнел и двинулся ко мне, пытаясь вырвать аппарат.
— Не смейте этого делать, — проверещал он. — Ради бога, не делайте этого!
Наступила тишина, во время которой был слышен только хруст ломаемых Эймсом пальцев.
Я не мог удержаться, чтобы не засмеяться.
— Вы мне казались таким уверенным…
— Не вам решать, господин Милланд, не вам… Это вне вашей компетенции.
— Но и не в вашей, к несчастью. Узлом противоречий в этой ситуации, как мне кажется, является госпожа Ватсон. Она одна знает правду. Поверьте мне, именно на ней вы должны сконцентрировать свои усилия, пока не стало слишком поздно.
— Все, что мы пока пытались делать, было в границах законного.
— Должен ли я в таком случае предположить, что существуют и другие средства, которые вы еще не осмелились использовать?
— Это должна решать официальная судебно — медицинская комиссия.
— И когда решение будет принято, госпоже Ватсон грозит комната в сумасшедшем доме с обитыми стенами… — четко проговорил Грейсон. — Нет, я полагаю, что господин Милланд прав. Именно на нас сейчас все возлагается, пока эксперты не усложнили задачу.
— На что вы надеетесь, Энтони?
— Я верю в свою идею.
Грейсон бросил тяжелый взгляд в мою сторону, чем вызвал во мне какое — то болезненное ощущение. Никто ни на что меня не уговаривал, но я чувствовал себя все более и более беспокойно и неуютно, спрашивая, чего же они от меня хотят?
В конце концов Грейсон пожал плечами и проговорил:
— Господин Милланд, это дело может принять очень скверный оборот. Я полагаю, что действовать следует как можно скорее, если мы хотим избежать самого худшего. Согласны ли вы нам помочь в последний раз?
— И что же мне предстоит?
— Попытаться вернуть Валери Ватсон в нашу реальность.
— Но как же я смогу это сделать, боже ты мой?
— Внедриться в ее сон.
— В ее сон?
— Если бы вы смогли взломать ее ментальные барьеры, то я уверен, что вы могли бы попытаться победить ее и вразумить.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
