Я сунул отвертку в щель выключателя, нажал, и стрелка на шкале тут же вернулась в положение «ноль».
— …дьявольский Китай? Что случилось, господин Милланд?
Голос Грейсона показался мне просто райской музыкой, но в то же мгновение донесшийся с верхнего этажа жуткий нечеловеческий вопль заставил застыть кровь в жилах.
Это был ужасный, зловещий крик, который пробудил эхо в спящем доме, как отголосок какого — нибудь кошмара.
Бледный, без кровинки в лице, Грейсон резко обернулся.
— Что это?..
И он первым бросился вверх по лестнице, а за ним я, подгоняемый почти не контролируемым страхом.
Мы бежали молча, никто не произнес ни единого слова. Но когда мы добрались до первого этажа, крик уже смолк.
Здесь мы столкнулись с профессорами Дейтоном и Линдсеем, которые тоже выскочили, побросав свои досье.
— Это где — то выше, — сообщил нам Линдсей. — Скорее!
Мы взлетели на второй этаж вместе с охваченной ужасом одной из медсестер, которая встретилась нам на пути, и когда добрались до площадки, то обнаружили там того, кто издал этот леденящий душу крик.
Я узнал старшую медсестру мисс Фойл. Несчастная девочка лежала в странной позе, на спине, с лицом, искаженным ужасом.
Глаза ее вылезли из орбит, а рот был раскрыт, словно она все еще кричала. Но когда Грейсон склонился над ней, я сразу понял, что уже поздно.
— Она мертва, — глухо проговорил он. — Сердце не выдержало…
Дверь палаты, где лежала Валери, была широко растворена, и я заскочил туда, влекомый смутным беспокойством, но там все было в порядке.
Валери продолжала грезить, совершенно бесчувственная и безучастная к драме, которая здесь только что разыгралась.
И вдруг я заметил на плитках пола вокруг кровати черноватые пятна.
Пятна вели на площадку и обрывались в нескольких метрах от тела мисс Фойл.
Ужаснувшись тому, что обнаружил, я позвал Грейсона.
— Смотрите! Смотрите!
И тут же я понял, что наступаю на что — то вроде черной слизи, которой запачкан пол в комнате Валери.
Все сбежались, сбитые с толку необычным и непонятным феноменом. В том месте, куда, должно быть, попала струя, плитки пола обесцветились и напоминали теперь расплывчатое изображение, как на фотопластинке.
— Великий боже! — прошептал Дейтон. — Откуда же все это могло появиться?
— Следует сейчас же разобраться, — подхватил Эймс.
И фармаколог показал нам на стену возле несчастной мисс Фойл.
То, что я увидел, вызвало у меня приступ тошноты. Вся поверхность стены здесь была покрыта какими — то липкими лохмушками, напоминающими кусочки плоти, как если бы какое — то существо было взорвано посреди площадки гранатой. Из каждого кусочка сочилась темная слизь, стекая тонкими ручейками вниз по белой стене.
Это было ужасно и мерзко. Особенно непереносимым был запах. Я, кажется, никогда в жизни не нюхал ничего более вонючего и противного, чем эта липкая субстанция, пристававшая к моей обуви.
Тут до меня дошло, что все собрались в комнате у Валери, и я им показал на следы на простыне и металлической спинке кровати.
Уф! Что же за мерзкая штука!
Медсестра, которая была с нами, стала терять сознание.
Грейсон ее поддержал и повел к лестнице.
— Уходите, — приказал он. — Вам не следует здесь оставаться. Когда будет нужно, вас позовут.
Он говорил это, не задумываясь, что произносит, тоже оглушенный и потрясенный кошмарным зрелищем, которое никто не мог объяснить.
Грейсон стал как бы сам с собой разговаривать сквозь зубы:
— Это, должно быть, проникло в комнату… но тут возникает вопрос, каким образом…
— О чем ты говоришь, Энтони? — возбужденно пробормотал Дейтон.
— Да вот… об этой штуке…
— Блок, где проводятся опыты, полностью изолирован от проникновения снаружи. Ради всего святого, Энтони, не давай разыграться своему воображению. Я полагаю, что всему этому существует какое — нибудь вполне реальное, нормальное объяснение.
Однако в голосе его не было особой уверенности, и Грейсон пожал плечами. Мне показалось, что он разом потерял весь свой апломб и уверенность.
— Ладно, я жду твоих объяснений, Герберт.
Тут уж вмешался я:
— Поверьте, господа, мне тоже очень хотелось бы узнать и понять все это. — И я указал на простыню, покрытую отвратительными частичками, которые, расплываясь, образовывали широкие коричневые пятна. Но постепенно они превращались в тонкую блестящую пленку, которая на глазах разлагалась и рассыпалась, превращаясь в пыль.
То же самое происходило и на, плитках пола, все исчезало, как по волшебству, а тут еще с площадки донесся удивленный голос Эймса:
— Ну и ну! Эй вы, там, идите сюда, скорее, посмотрите!
Висевшие на стене обрывки плоти исчезли, не оставив никакого следа. Это было просто невероятно. Исчез даже мерзкий запах.
Осталась только мисс Фойл, лежащая в углу, как куча тряпья, унесшая с собой жуткую тайну, которую мы так и не узнаем никогда.
Только вылезшие из орбит глаза еще свидетельствовали о каком — то последнем для нее ужасном видении.
— Вот вам и все объяснение! — проговорил Дейтон.
Бедный тип! Всезнайка!
Утром пришли за телом мисс Фойл. А вторая медсестра, которая исчезла ночью, так больше и не появилась.
Создавшаяся ситуация была выше ее сил. Высокая зарплата и вера в справедливость оказались бессильны.
Я — то хорошо понимал эту бедную девочку, поскольку сам испытывал огромное желание удрать отсюда, оставив Грейсона и компанию вместе с этой зловещей историей.
Впрочем, я с самого начала был убежден, что эти люди играют с огнем. Они, как ученики чародея, развлекаются с неведомыми им силами и открывают одну за другой запретные двери.
Да и несли ли их исследования счастье человечеству? А может быть, все сводилось к удовлетворению своего собственного любопытства и тщеславия, вопреки заповедям библейской книги Бытия, которая предписывала человеку определенные принципы и правила?
Этого я не знал. Но факт оставался фактом: я оказался втянутым в эту авантюру и теперь больше не чувствовал за собой права отступать, не рискуя тем, что буду нести своего рода печать проклятья до конца дней своих.
