Над нашими головами мой голос вперемешку с Венечкиным обсуждал стоимость зимней резины для «Пежо». Подумать только, какие у меня с новым возрастом интересные интонации появились! Сама от себя не ожидала!
Схимник молчал. Не виновато или обреченно, а красиво и тяжело, с достоинством. Как будто у него, как у любого из наших, в памяти были и войны, и плен, и расстрелы, и… А ведь вправду были, только не разбросанные в столетиях, а спрессованные в сорок два года неспокойного мирского бытия.
— Ну как тебе сказать… Вот по нашим понятиям, по моей справедливости, то да, свободен… За Данилу-Каменщика и его жену мирскую… — Старый нахмурился, вспоминая, как звали Гунькину мать.
— Любу, — очень спокойно подсказал сам Схимник.
— Любовь Петровну, да. За них он свое получил… — благосклонно улыбнулся Старый.
Схимник не шевелился. Не радовался обретенному, не поминал прошлое. Ждал.
— А вот по их… по вашей справедливости… все еще впереди.
— Когда Гунька вырастет? — Это мы как-то хором сказали. И я с Соней, и Зинка, и Афоня. Немножко разными словами, но смысл был тот же.
А поверху в этот момент смех звучал: вроде как Зинаида нам какой-то пикантный анекдот рассказала. Хорошо, что окружающим смысл нашего шума неясен: а то мы тут смеемся, как целый гусарский полк, а лица у всех — как при звуках воздушной тревоги.
— Пусть попробует, — еще спокойнее отозвался Схимник. Потом наклонился над столом и задул угасающий пепел от пуговицы. А она была металлической, без единого клочка ткани или кожи, такая бы только расплавилась, если на самом деле.
Что «попробует»? Отомстить или вырасти? Я сейчас уточнять не стала, потому как понимала уже, что Схимника вижу не последний раз в жизни.
— Ну ладно. У нас еще на сегодня кое-какие дела есть… Ночь длинная, должны успеть. — Старый снова свистнул, снимая маскировочный шум и подзывая официанта. Затребовал счет и неприязненно глянул на осоловевшего Веню.
— Зачем его будить? — Схимник выложил на стол кредитную карту. И откуда он ее взял? Неужели из рукава?
Старый благодарить не стал. Вместо этого приподнял ладонь, словно подравнивая имеющуюся тишину, и легко произнес:
— Ну вот. С тобой, Андрюша, мы определились. Вениамин Васильевич, который нас всех прекрасно слышит, через минуту проснется, а по дороге домой все намертво забудет — до тех пор, пока мы его о решении суда не известим… У меня осталось буквально два предложения. Первое, Сонечка, лично вам.
— Слушаю.
Сейчас я бы ее не стала Вениной спутницей называть. Скорее уж сам Спицын прилагался к этой девушке. В качестве не то трофейной медвежьей шкуры, не то еще чего-то такого же роскошного, но непрактичного.
— Голубушка… А не хотите ли вы ко мне в ученицы?
На этот раз даже Схимник изумился. И это было так странно, что… что я больше ни на кого другого не посмотрела.
— Ну знаете ли… Руку и сердце мне уже предлагали. А вот такое…
— Вы не отказывайтесь сразу, вы подумайте, — без всякой лести сказал Старый. — Ну, скажем, до девятнадцатого числа.
— До Крещения?
— Ну где-то так. У нас как раз… ситуация слегка устаканится, можно будет спокойно порешать… разное.
— Хм… Это потому, что у меня чувство справедливости? — почти сразу поинтересовалась Соня. И мгновенно уточнила: — А оно у вас… как профессиональное качество? Как способности у разных пород собак?
— Можно и так сказать. Но дело не в этом. Родись вы лет на семьсот пораньше, из вас бы вышла прекрасная Черная ведьма. Потому что для вас куда вкуснее справедливости обыкновенная власть.
Кто из нас хмыкнул, а кто присвистнул — я не поняла. Но затихли мы мгновенно, и последнюю фразу Старого я расслышала вполне четко:
— А потому мне будет спокойнее, если вы окажетесь на моей стороне, а не наоборот.
— Хорошо, я подумаю. А вот и наш счет.
Схимник молча выложил кредитку. На соседнем стуле начал потихоньку ворочаться и потягиваться Спицын. Компания бывших Схимниковых одноклассников все так же сосредоточенно веселилась, делая вид, что их начальство находится с ними. По соседству Жека в пятый или в седьмой раз гоняла официанта, сомневаясь в своем выборе десерта.
Часы над барной стойкой отбили семь ударов вместо полагающихся двенадцати и притормозили.
— Ну вот что, Андрей. — Старый сгреб в карман использованные пуговицы. — Так сказать, в благодарность за ваш хлеб-соль. В подтверждение моих в отношении вас, Сонечка, намерений… и, скажем так, в качестве моральной компенсации Вениамину Васильевичу… ну за испорченный вечер, не больше… Предлагаю вам всем задать мне по одному вопросу.
— Это обязательно? — чуть смутился Схимник.
— Это желательно. Вениамин, я вас сразу предупреждаю, будущее я не озвучиваю.
— Скажите пожалуйста, — не раздумывая, спросила Соня, — а допустим… Михаил Афанасьевич… Он ведь тоже ваш… — Она запнулась, заглатывая четко видное слово «человек», и заменила его более размытым: —…Сотрудник?
Вопрос вроде бы был адресован мне, но я замешкалась, перебирая в памяти всех знакомых мне Михаилов, Матвеев, Максимов, Мирославов, Марков и Миронов — шут его знает, как могли изначально звать неведомого мне мужчину.
— Нет, солнышко, — очень печально отозвалась Зина. — Он мирским был. Хороший мальчик, но уж совсем мирской, там ничего поделать было нельзя. Евка, бедная, с ним билась-билась, чтобы он в нашу жизнь не лез… А-а! — Зинаида досадливо махнула рукой, отгоняя неприятные воспоминания о серьезной супружеской ошибке ее когдатошней приятельницы Евы. Я эту историю раньше помнила очень хорошо, но у меня с тех пор уже прошли две жизни.
— Жалко, — разочарованно выдохнула Соня.
— А как вы нас называете? — Аккуратно разбуженный Спицын честно дождался своей очереди.
— Вениамин Васильевич, ну неужели вы думаете, что мы зовем вас «подопытными кроликами»? Вы мирские.
— Как, простите? — по-настоящему изумился Спицын. — Церковное, однако, слово.
— Можно и так, — посуровел Старый. — Андрюша, голубчик, а может, вы мне что интересного скажете?
«Голубчик» сщипывал с манжеты свитера дорогостоящую пушинку, а оттого среагировал не сразу.
Но уж потом… такое спросил, что я аж хихикнула от неожиданности. Да и остальные удивились.
— Вам никогда не хотелось стать мирским?
— Хотелось, — абсолютно серьезно ответил Старый. — Только это, Андрюша, как у вас принято выражаться… не по понятиям.
— Нельзя уходить с поста? — понимающе кивнул Схимник.
Савва Севастьянович неопределенно пожал плечами.
— А может, вы просто властью не наелись? — очень спокойно предположила Соня. Все-таки странно, что кто-то может разговаривать со Старым про наши дела и при этом… ну не соблюдать субординацию. Не бояться его, если уж точно.
— А это, Сонечка, уже четвертый вопрос. Так сказать, лишний.
Вопросы были зряшные. Я этому не сильно удивилась. И без того понятно, что мы с нашими оппонентами видимся явно не в последний раз. Сегодня, судя по всему, у нас так… дегустация была, легкая закуска перед началом довольно страшненького пиршества. Вот потому наши визави и болтают о всякой