Замок Эйвери

Он день и ночь трепещет и звенит, -

Что дух мой услаждён и весел снова,

А радость вмиг желанье петь родит.

Я должен песнь сложить, что ублажит

Ту, коей век быть верным дал я слово,

Коль дама взоры прочь не отвратит.

Ни тени легкомыслия пустого

Не допускал я, не таил обид,

Её люблю, служу ей образцово,

Но образ мыслей от неё мой скрыт:

Краса её мне очи столь слепит,

Что не могу я произнесть ни слова,

Столь манит вид лица её простого,

Что дух мой от смущенья прочь летит…

- Да, ты точно бисексуал, - заявляет уверенно Блейз, иначе бы не стал заниматься переводами куртуазных стихов о любви к Прекрасной Даме. Но поёшь ты великолепно. Лучшего изложения средневековых, достаточно сложных в исполнении, баллад я, пожалуй, не слышал.

Да и перевод очень хорош. Как ты догадываешься, я с большим трудом понимаю нюансы старофранцузского, но в целом могу понять, о чём или ком идёт речь. Литературный перевод для меня - вообще тайна, не постижимая никоим образом. А ты, Сев, справляешься. Так что это ты - «умничка», а не я.

Комплименты Блейза были, скорее, по существу, нежели от душевного порыва - да, ему понравились и моё исполнение, и перевод, но щемящего душу восторга, которые испытывали к старинной французской лирике та же Хоуп и, особенно, мой Рем, не было. Видно, характер Блейза, который я лишь частично изучил, в корне отличается от того доверия и восторженности, которые испытывал ко мне Рем на первых порах - ха! - длившихся почти два года, и коренным образом отличен от всех бывших мне близкими людей.

Какое-то немного печальное развлечение в саду подходит к концу, мы допиваем по второму стакану огневиски, не хмелея.

- Может, напьёмся, а, Сев? - и опять нотка печали в голосе.

- А зачем, Блейз? Я же вижу - тебе скучно со мной.

- О-о, нет, нет, ты не прав! - горячо уверяет он.

- Тогда отчего эта печаль, разлитая в воздухе, такая густая, словно её можно намазать на тост?

- Это от моих грустных мылей, Сев, прости.

- И о чём грустишь?

- О разном, например, о том, что этот вечер никогда не повторится.

- Ну же, Блейз, глупо сожалеть о таком пустяке - впереди индейское лето, и мы ещё не раз будем аппарировать сюда, если ты, конечно, пожелаешь.

- О, за моим желанием дело не станется, уж поверь - мне так понравилось здесь, у тебя.

- Тогда пойдём спать, а то я устал и, как сова-сплюшка, хочу всё время спать.

- Да? - рассеянно переспрашивает он. - Как сова-сплюшка, говоришь?

Я слезаю из развилки, заодно рукой проверяя шоссы - сухо. И на том спасибо, что не зря мучился…

- Ну, Блейз, слезай.

- А? Что?

Тогда я спрашиваю напрямую:

- Скажи, как звали того волшебника, к которому ушёл Фаджр ибн-Наури?

- Погоди-ка, сейчас вспомню…

- Может, Яким ибн-Хасри?!

- Да, но… откуда ты знаешь?

- Да во сне приснилось, - отшучиваюсь я, хотя, на самом деле, это был, своего рода, транс.

Ты слезай, слезай и баиньки.

- Но я хочу ещё посидеть и выпить.

- А тебе не хватит? - врадчиво интересуюсь я.

- Мне - нет, я только вошёл во вкус. Не жалей огневиски - будем у меня, я тоже по первому классу тебя угощу.

- Вот ещё один алкоголик на мою голову, - думаю, вспоминая наши «добрачные» попойки с Ремом. - О, боги, опять я думаю о нём…

- Да не жалко мне ни огневиски, ни твою печень, - в сердцах говорю я, - Пей, только спускайся вниз, иди в дом и там напивайся!

- А ты, Сев?

- А я достану нам обоим Антипохмельного зелья и отправлюсь спать.

- А где ты будешь спать?

- Там же, где спал вечером.

- Но почему не в спальне?

- Она навевает на меня тоску.

- Из-за Люпина? - нарывается Блейз.

- Да, чёрт побери, - говорю я твёрдо, не давая себе опуститься до грубой ругани.

- Ну же, Сев, я просто хотел узнать, из-за чего мне придётся ночевать в одиночестве…

- А тебе секс подавай, и кто снизу?! - говорю я злобно.

- Если был бы секс, то - я, - безмятежно отвечает Блейз.

- А я тебя для этого лечил? Чтобы ты в первую же ночь после исцеления ложился под меня?

- Ну вот зачем такие грубости: «п-под меня»? Я просто желаю, чтобы ты овладел мной. И вовсе необязательно делать это в супружеской спальне… Можно, к примеру, в гостиной на ковре, он же мягкий.

- Нет, Блейз, - говорю, а мыслится:

- Ну же, согласись - и узнаешь, быть может, то, к чему так горячо стремишься.

- Нет, - повторяю я. - Не сегодня.

- А когда же?!- вдруг взрывается он. - Я так ждал, пока ты меня исцелял, мечтая именно о божественном сексе с тобой! Как ты не понимаешь… Я, я столько выстрадал в надежде однажды, вот в таком чудном доме, как твой, побыть с тобой наедине - только ты и я, понимаешь?! Я исстрадался без тебя, я тоскую по тебе, ты же взял мой родовой перстень, так почему же ты… отказываешь мне.

- Никогда бы не подумал, профессор Забини, что приняв Ваш бесценный дар, я буду обязан Вам чем- либо.

- Вот ты и заговорил, как профессор Снейп, я ждал и боялся этого. К тому же, профессор Снейп, за Вами должок - пол-пинты крови итальянскому дикарю!

- А если Вы не получите её, профессор Забини? - спрашиваю я низким голосом, скрывающим мои сомнения в правильности собственного поведения.

- Тогда останетесь передо мной в долгу, а Фортуна не любит клятвопреступников. Поясню: Вы, профессор Снейп, сказали мне: «Всё, как я захочу», в обмен сегодня ночью я хочу Вас, а, когда немного придёте в себя - кровь в обговоренном количестве, так?

Я понимаю, что дал, своего рода, Непреложный Обет, и говорю:

- Ваша логика, сэр, весьма убедительна и, так уж и быть, мы с Вами разделим, хоть и не ложе, но ковёр, хотя и с ним у меня те же ассоциации, но я сам люблю секс у каминной решётки, надеюсь это поможет нам обоим.

- О чём ты, Сев?

- Да так, о своём,

- Неужели не понимает или просто не хочет понять,что у меня элементарно нет желания? - думаю я, творя сигарету. Получается, почему-то, сигарилла.

- Сотвори и мне. Пожалуйста.