Они заснули на нешироком ложе практически одновременно, только Гарри ещё несколько раз вздохнул с лёгкостью, а последней шальной мыслью Северуса было воспоминание, что сам-то он даже не возбудился физиологически, но, как ему показалось, душа его в момент первого глубокого, «взрослого» поцелуя побывала в тех самых, неведомых ему доселе Эмпиреях, о которых так часто упоминал Квотриус…
… Тот выздоравливал на удивление быстро, но теперь Снейп был осторожнее и целомудреннее с проявлениями любви к брату, памятуя о тех излишне горячих поцелуях вечером самого длинного и тяжёлого дня в своей жизни. Он окружил младшего брата едва заметным, но всё же ощутимым флёром тихого, созерцательного обожания. Квотриус только благосклонно принимал его, как данность, словно бы Господин дома и высокорожденный патриций из будущего, его возлюбленный Северус просто обязан был поступать так и только так. Будто обходных путей и не бывало ни в одной, даже самой сложной ситуации!
Время шло, и такое поведение Квотриуса начало немного беспокоить заботливого Снейпа - не было больше в названном брате присущей ему обычно живости, грациозности, напротив, движения его были каким-то ходульными, дёргаными. Глаза его перестали светиться скоплением мириада звёзд и даже не отражали такого редкого в наступившие холода солнечного света, когда Сев с Квотриусом выходили во двор погреться и просто обойти его по периметру - таковыми были их прогулки. В город младший брат решительно отказывался выйти, не давая понять причину такого поведения. Даже излюбленные термы не могли вызвать в чрезвычайно чистоплотном брате желания посетить их. Его обтирали розовой водой рабыни, как когда-то, словно тысячу лет назад, болевшего, голодавшего Северуса. Квотриус стал бриться не каждый день, что противоречило нормам поведения ромея, волосы на голове его отросли и свалялись от грязи, но он отказывался не то, что пойти к цирюльнику, но даже пригласить его в дом, как не раз предлагал Северус. Было очевидно, в Квотриусе что-то нарушилось, сломалось, что-то с ним не так, не как должно быть на самом деле, а вот как восстановить и починить вот это самое «что-то», всезнающий высокорожденный патриций Снепиус Северус, граф Снейп, как назло, не знал, не ведал, не понимал, Мордред его раздери!
Одно время он полагал, что Квотриусу не хватает плотской любви, чувственных, ярких, насыщенных эмоций, тех самых Эмпиреев, в которые так часто уносился теперь сам Сев от одних лишь прикосновений и объятий с Гарри. Но, попробовав легонько приласкать брата для проверки, Северус получил в свою сторону весьма нелицеприятные, жестокие, даже жесточайшие слова, объяснившие, однако, довольно много из их совместного, такого трудного прошлого:
- Не смей приходить ко мне за этой грязью, о Господин мой Северус благосклонный, ежели хочешь ты ещё днями говорить о пустом и гулять со мною во дворе твоём, рабов и рабынь полном. Ибо уродлив есмь я до предела, до крайности, и негоже тебе, обручённому с девицею чистою, девственною, кроткою, долженствующему очиститься от похоти презренной, любови греховной, кою мужеложеством называют, касаться моей низменной, грязной, немытой в термах плоти. Покарали меня грозные и справедливые боги отца моего за грех сей и за то, что тебя, невинного, склонил я ко греху сему. Смотри же, как бы твои незримые божества не свершили и над тобою кары страшной, ибо грешен ты и знаешь, о чём речь свою веду я! И в город выйти, пред людьми представ свободными, не смею я в облике сём, дабы не хохотали и не глумились граждане - и высокорожденные патриции, и низкий глупый плебс - все, все, все! - надо мною. Он закружился по комнате, но быстро устав, повалился на ложе и мгновенно заснул.
Только тогда Снейп начал догадываться, откуда Квотриус черпал прекрасные и столь неожиданные образы, запечатлённые в строфах своего «Прощайте!». Да просто из глубочайшей бездны безумия, в которую тот провалился! Квотриус, наверняка, помешался вскоре после призвания Стихий, а может, и во время Их первого же действия на своего Повелителя, психически и душевно не выдержав нарастающего давления стихийной магии. Потом, уже в доме Снепиусов, запирался у себя, прятался ото всех, даже от рабов, принимая пищу единожды в день и мастурбируя на представляемый, словно в живую, облик возлюбленного брата, к которому, даже лежащему на смертном одре, не смел прийти. Наконец, верно, во время одного из просветлений, пришёл, вылечил и принял вновь высокорожденного брата. Занимался с ним любовью, единожды изнасиловав, но так и не поняв, что он на самом деле совершил. Долго писал грандиознейшую «оду», затем порезал себе вены, а потом стал тихим дурачком с редкими всплесками темперамента, как считал Северус, воздержанным до любого рода ласк, кроме словесных, да и то, ни в коем случае не затрагивающих тему его внешности.
Поняв всю эту алогичную на первый взгляд цепочку, профессор внезапно для самого себя полюбил своего больного брата ещё крепче, но предпочитал оставаться с безопасным безумцем… всё реже и реже, отдавая себе полный, откровенный отчёт, отчего. Ведь Квотриус даже в сумасшествии оставался, несмотря на свои слова об уродстве - его idee fix - прекрасным, привлекательным, притягательным в сексуальном плане молодым мужчиной, с которым неудовлетворённому невинным юношей Мастеру Зелий так навязчиво сильно хотелось почаще и подольше делить ложе. И так хотелось этого несчастному профессору, не получавшему практически ни единой разрядки с Поттером, что не раз подступал он с предложениями любви плотской к Квотриусу, но ответом ему служили словно вымученные, нерезонные, но, тем не менее, резкие и абсолютные отказы. Да и какого резона можно ожидать от умалишённого, иногда впадающего в неистовое бешенство, хорошо хоть, случалось это в свой опочивальне, а не при таких, совершенно ненужных и болтливых свидетелях, как рабы и рабыни - во дворе?
Чтобы не думать постоянно о сумасшедшем, но по-прежнему прекрасном брате, зельевар стал проводить больше времени с любимым, но остававшимся практически невинным, несмотря на излюбленные им шлепки и тисканье задницы и наконец-то освоенные «взрослые» поцелуи Поттером, который уже и думать забыл о двойнике - ведь его не стало. Словно и не бывало его! И Гарри каждую ночь тихо приходил незваным, но желанным гостем, не отогнанным вечно отсутствующим Накрой в ноги к возлюбленному Северусу, относился к его сну с трепетом, а к спящему - с немым обожанием, никогда не касался самого Снейпа, а ранним утром так же тихо и незаметно уходил и возвращался к себе наверх. Потом они встречались за завтраком. Гарри стал есть меньше, тщательнее разжёвывать пищу, научился пользоваться застольным ножом и лепёшками, как простейшими заменителями подзабытых, но уже упомянутых в беседе однажды, ложек.
______________________________
* Да, именно из древнеримского гражданского права происходят и заключавшиеся ранее среди других народов Европы, и пришедшие к нам «брачные договоры», оговаривающие степень имущественного права любого вида, в том числе и денежных залогов вступающих в брак. Муж не имел права вмешиваться в управление супругой своим имуществом. Зато могло получиться так, что женщина выходила замуж за своего должника и прощала ему все долги, причём родственники её не выплачивали приданого, если оно покрывало или было меньшим, чем долги супруга.
Глава 59.
В свободное время от поцелуев и излюбленного развлечения - шлёпанья по голой аппетитной, но пока недоступной Северусу попе («Рано, ещё слишком рано даже сделать парню минет. А так хочется».), Гарри продвигался по пути постижения, то есть открытия для себя заново, заклинаний - Enervate, Stupefy, Protego, Petrificus totalus и других, попроще, из тех, что преподают первокурсникам в Хогвартсе. У него получалось так же хорошо и успешно, как в «том» времени сопротивляться Imperio, Гарри переболел Круциатусом всего пару раз по несколько секунд, чтобы знал, почём кузькина мать. Удивительно, но такое трудное в произношении Wingardium leviosa для человека, практически вовсе не владеющего латынью - она никак не давалась Поттеру, Гарри выговаривал и проделывал мастерски. Он даже один раз, раскрасневшись от магических упражнений, похвастался любимому Северусу, что поднял этим заклинанием с земли человека почти без чувств, не могшего самостоятельно подняться с земли, и почему-то… умолчал о том, кем был этот человек. Но профессор и сам догадался, не будь он Северусом Снейпом. Этим человеком, конечно же, был тогдашний друг и защитник, почти что старший брат для мелкого, худосочного подростка, тогда ещё Том Реддл - а вовсе не злодей Волдеморт, или как звали его те, погибшие или порабощённые «Истинные Люди, Правящие Миром», Тох`ым.
Северус так сильно желал Гарри и был привязан к юноше, что занимался с ним совсем ненужными предметами - Трансфигурацией, Чарами, даже основами Нумерологии. Лишь бы чем-нибудь, только, чтобы находиться рядом, держать его за руку с вытянутой в излишнем, непонятном напряжении и трепете волшебную палочку. Занимались они и литературным английским, в котором Гарри делал большие успехи и единственно полезным - проклятущей, много более сложной, нежели родной язык, латынью. Но она была
