отсутствующей, как таковой, но ведь выдуманной же! - жизни Золотого мальчика. Такой страшной и неподвластной разумным критериям оказалась внезапная, молниеносная вспышка ненависти к явно навязанному жениху во взгляде этой странной женщины. Зато своих маленьких, бесцветных глазёнок от изучающего и уже проникающего в разум опытного взгляда Северуса она отвести не сумела. Просто и глупо напросилась на это, желаемое Снейпу событие, и попалась в ловушку чужого блока, предствляющего собой мысленный лабиринт из всякого рода житейских пустяков, не затрагивающих ни любовных похождений с Квотриусом, ни амурчиков с обязательными чувствительными ударами по заднице… такой недоступной, девственной самого любимого Гарри…
-
Что значит эта дрянная, хоть и, надо отметить, поистине смелой попыткой удивившая зельевара, доморощенная, ещё зачаточная Легиллименция, не умеющая толком вытолкнуть пришельца в свой разум поставленным вовремя блоком по сравнению с навыками в этом умении и смежной с ним Окклюменцией самого заядлого шпиона Северуса Снейпа? Пустяк, да и только. Лишняя трата магического потенциала да какая немалая! Вот Северус, к примеру, сейчас чувствовал, что уже начинает изнемогать под грузом собственного лабиринта, стараясь и удержать его от настырной, не прекращающей попытки прорваться даже напролом, сквозь неизвестный её по структуре блок, и пролезть в мысли Адрианы - одну- единственную, на самом деле, мысль - от кого она?..Залетела, так это называется в его Доме.
Впрочем, этого самого потенциала, в отличие от уже задохлика Снейпа - он же варил Абортирующее зелье, а зелья без правильного помешивания и заклинаний не получится - никакого, а выйдет просто водица с ингредиентами, плавающими в ней - Адриане было не занимать - её разум, прощупываемый сейчас Снейпом, просто искрил от избытка магической мощи, настолько велико было сопротивление женщины, подпитываемое всё тем же разрушительным, но… в некоторых случаях, например, при наложении двух последних Непростительных, просто необходимым чувством - ненавистью.
Однако время противостояния двух магов подошло к концу, и вот уже профессору и бывшему шпиону, незаметно «прочёсывавшему» разумы соратников по Ближнему Кругу и делая это практически за мгновения визуального контакта, качественно и безболезненно, не то бы его быстро раскрыли, надо признаться хоть самому себе, с превеликим трудом удалось прорваться в «книгу памяти» бесчестной невесты.
Вот и прочёл Снейп в уже не сопротивляющемся, а сдавшемся на милость победителю, разуме Адрианы любовь её великую, весомое, нужно отметить, воспоминание о которой - носимое во чреве дитя от возлюбленного и по сию минуту человека. Углубившись в следующий слой памяти женщины, увидел Северус, что не насильно разлучена она была с ним, а по воле своей, как ни странно это было, учитывая, что и любовь, и дитя незаконное сохранились у неё в целости и сохранности. Кем был этот человек, обесчестивший, на самом деле невинную доселе переспелую высокорожденную девицу? На первый взляд, довольно красивый молодой мужчина, но всего лишь полукровка - бритт, вряд ли свободный гражданин, даде не плебеус. Больше охарактеризовать его пока, на первый, как и в последующие разы уже покорно раскрывшей свой разум несчастной, вдвойне обсчещенной женщины, для нелюбого носатого, длинноволосого урода ничем нельзя. Кроме, пожалуй, того, что его черты лица более плоские, пустые, простоватые и грубые, чем у Квотриуса.
Но Квотриус ведь - величайший красавец… не считая Гарри - магического порлукровки. Ни одного обычного полукровки - легионера или чистокровного бритта, кто имел бы более красивое лицо и пропорциональное, хоть и менее высокое, чем у… понятно, кого, тело, нежели у названного брата своего, Северус в походе не видел. А ведь их было почти полных, к концу похода, два легиона! Были там и чистокровные, породистые, по-настоящему красивые всадники-ромеи с прямыми, словно выточенными, аккуратными и мужественными чертами лица. Но ни один из них - своих сверстников даже… до определённой, исключительно художественной степени - не по нраву пришёлся внимательно изучавшему облик римлян, чтобы унести его с собою на память - а вдруг хоть какие-то воспоминания останутся после перемещения в век двадцать первый? - не оставил глубокого впечатления в разуме Северуса. Сердце же и душа его остались и вовсе незатронутыми римскими красотами. Он не думал даже о вполне симпатичных то ли мальчиках, то ли молоденьких мужчинах бриттах - дикарях в самом расцвете ранней юности, когда женятся они и становятся воинами. Тех, как и Гарри, поменявшего статус с рабского у… этих самых «мальчиков» и их жён, но вот юноши стали если и не трупами, обезображенными насилиями и пытками, уже преданных ласковому им - мёртвым - языкам огня, то разделили горькую участь рабов. И ещё неизвестно, кому - живым или мёртвым - повезло больше! И опять все мысли о Гарри. Ну вот, снова-здорово - начал с любовника Адрианы, хоть хорошо, что сеанс Легиллименции прервал, а в мыслях зашёл… опять об одиноком мальчике. Гарри-то, пожалуй, не уступает своей английской правильностью облика женственным, слишком… мягким чертам всадника Квотриуса да и облик английский, но не кельтский, ближе профессору, хоть сам Снейп нисколько не похож ни на бритта, ни на англичанина.
-
И потом, Адриана, наверняка, как показала себя опытной ведьмой, по крайней мере, в любовных приворотах, раз чуть не заворожила Северуса на первом же свидании, всё равно наложит на новорожденного Маскирующие чары. Настоящий же супруг, будь то Северус, если задержится в этом времени до рождения чада, чего бы так не хотелось, или следующий «по очереди» супруг - Квотриус, очень хорошо подыграет и сделает вид, что хорошо знает, от кого так рано родила пухлого, как и сама Адриана, такого же здорового младенца его жена. Конечно, только от него самого, дабы не предавать дело огласке на весь «высокорожденный» Сибелиум, хотя… Хотя ромейские женщины, многооопытные матроны, придущие на пир в честь молодой матери, эти кумушки разузнают, что да как то, что называется «по- любому». Подпоят молодую Адриану, развяжет ей язычок, и позора тогда не оберёшься. Всё равно, будь что будет, Северус привык переносить и не такой позор, валяясь последи Ближнего Круга под проклятиями «соратников» и простым, достойным лишь пьяных магглов, избиеним ногами, что профессор решил уж было не давать вкусить Адриане содержимое чаши аквилейского стекла, но та… Та быстро выхватила её из рук зельевара и выпила весь напиток и даже запрокинула голову, дабы скатились в него последние капли смертоносного для её плода питья. И всё это, не отрывая взгляда от глаз Мастера Зелий, предоставив Северусу наблюдать за её нравственными страданиями и, как она думала, насладиться ими, злодею и уроду, словно вышедшему из Аида мертвецу, вполне. Видно, решила, поистине не знающая меры в своей ненависти и не находя ей иного выхода, кроме ещё более страшной в её глазах, мести, ведьма таким странным, истинно женским, дурным, иррациональным способом, внешне не позоря несложившуюся ещё да и не сложащуюся никогда, семью, и никому ни слова лишнего не говоря - всё равно, с братьями и будущим свёкром не поговоришь, всепрощающий отец не явил лика своего сегодня, сказавшись на подагру, не с чужим же министром говорить - пить или не пить! - изводить теперь супруга скорого своего, храня и лелея в памяти воспоминания о выброшенном по его желанию и вине младенце. Плакать по нему заради озлобления ненавистного, такого страшного на вид, хоть и молодого ещё, во всём - всём! - виноватого мужа - растлителя собственного буйнопомешанного брата - полукровки… О, вот о полукровках она, Адриана, вернее, о единственном своём возлюбленном, думать не будет! А будет она устраивать истерики супругу нелюбимому на пустом месте, ходить вечно подавленной, с поникшей головой, хозяйством не заниматься