Звезда Аделаида - 2

длинный свиток. Не удержался и бросил взгляд на написанное, но там были только неведомые закорючки, да ещё и нацарапанные вкривь и вкось.

- Тарабарщина какая-то неведомая, будто писали на хинди, - подумал разочарованный Северус.

Но и на алфавит хинди при ближайшем рассмотрении это не было похоже.

- Однако, - только и смог подумать растерянный зельевар.

Поттер норовил подлезть к Квотриусу поближе и всё порывался схватить свою волшебную палочку, но Северус отогнал паршивца и, сделав постную мину, хотя после мясного пиршества у него это получалось с трудом, важно произнёс:

- Поттер, прикоснётесь к ней сейчас, сами станете, как Волдеморт, и мне придётся убить вас. Вы этого хотите?

- Н-не-эт, прекрасный Сх`э-вэ-ру-у-с-с, я не хочу убиваться, я хочу жить рядом с тобой. Вместе хочу жить.

- Вы нагло пропустили слово: «воин» в моём именовании. Я вам не девица, чтобы называть меня «прекрасным».

Северус без азарта отбрыкивался от незавуалированного ухаживания Поттера-в-рабском-обличии.

- … - Сейчас главное - то, ради чего я сожрал всё мясо, а ведь, верно, Квотриус просто не съел ещё своей порции в ожидании меня, глупого, оголодавшего до безумия Сева. А ещё графом называюсь!

…Да и травка эта, что была в ышке бяха Формеуса, наверняка, способствовала повышенной откровенности и разговорчивости, как маггловский джеф. Только, по исследованиям алхимиков, джеф вызывает как раз отсутствие аппетита, а вовсе не жор, охвативший меня. В общем, никто из х`васынскх`, разумеется, не додумался бутить джеф, это уж точно. Значит, это был ещё один лёгкий, растительный наркотик, только и все…

Мысли не желали концентрироваться, а суетились во всё ещё больной голове, словно бы пауки в банке.

Рука с палочкой нагрелась так, что стало жарко.

- Пора.

Cureum celestiae!

Квотриус дёрнулся, как марионетка на ниточках, управляемая неким кукловодом, и изо рта его донеслось пугающее:

- Я. Не. Забыл. Твоего. Насилия. Северус. Не. Прощу.

- Cureum celestiae prolongum!

- Смерть. Тому. Кто. Обесчестил. Меня. Смерть. Мне.

- Вот теперь главное, самоцель - не дать ему убить меня наскоро, а после и заколоться самому!

Северус молниеноснно скомандовал:

- Incarcero!

Магические путы спеленали Квотриуса, и он снова упал, неестественно выгнувшись, так, что, казалось, хребет его переломится, но он внезапно весь сжался, и его скрючила ещё одна судорога. Теперь он, лёжа на боку, изогнулся и поднял туловище над землёй, как маггловский гимнаст - ловкач, эдакий гуттаперчевый «мальчик», потом - ещё судорога, за ней - ещё и ещё… Пока, наконец, Снейп не увидел испуганный, измученный взгляд, принадлежащий, несомненно, не недосозданному до конца инфери Волдеморта, а живому, любимому, кроткому Квотриусу, не помнящему ничего, что он говорил механическим, властным голосом, так похожим на безжизненный голос второго воплощения Тёмного Лорда.

- Finite incantatem!

И верёвки исчезли, а Квотриус хотел было вскочить на ноги, чтобы прижаться к Северусу и спросить, что с ним, Квотриусом, приключилось такого, что он и себя не помнит, но явно не был в обмороке потому, что всё тело болит, будто его избили, грубо, ногами, но… Силы покинули истерзанное тело, и он в изнеможении упал обратно на шкуру, простонав только:

- Се-ве-ру-у-с-с, воз-люб-лен-ны-ы-й… Боль-но-о…

- Успокойся, Квотриус, сейчас, сейчас тебя окончательно покинет… Злое, недоброе, нет, отнюдь, наваждение сие.

Снейп решил не пугать Квотриуса правдой о том, что он всё время, прошедшее с той злосчастной, страшной ночи, потихоньку превращался в нечеловека, ещё одно воплощение духа Волдеморта. Так тот наградил ненавистью ненавистного мага, кого сам Том Марволо Реддл! - выбрал себе, не спросясь, на роль спутника жизни, так и не состоявшейся. Волдеморт победил умного, хитрого и гордого даже в рабском обличии Тома, оказавшись просто сильнее. Ненависть - очень сильное чувство. Ею можно убивать, заставляя волшебную палочку исторгать смертоносные зелёные лучи.

Но пока Квотриус стонал от невыносимого страдания - болело всё - внутренности, нервы, мышцы, сухожилия, даже кости, и те, казалось, ныли, как у стариков к перемене погоды. Нельзя было применить сейчас даже любое обезболивающее заклятие, ведь тогда прервётся действие Небесного заклинания. Несчастный Квотриус расставался с вселившимся и проросшим сквозь все ткани тела человеческого чужеродным телом инфери…

- … Правда, я знаю ещё специфическое, менее болезненное Звёздное заклинание, призывающее исцелять ночью, но до неё ещё далеко - долгий день отдыха только начался… Так вот «весело и вкусно». Я даже вкуса еды не почуял, просто сожрал, как троглодит какой-то грёбанный.

Сначала - Поттер с его придурью, сожжение дома - шатра оставшихся свободными, никому не нужными х`васынскх`, потом… Северус знал наверняка только то, что Квотриус взял принадлежащую другому волшебнику палочку, но ведь от этого ни с кем не случается подобного. Подумаешь, ведь Поттер устроил всего лишь небольшой фейерверк, взяв палочку Снейпа… и Квотриуса, и это всё. Значит, только этот взгляд и стеклянные, звенящие, но такие страшные слова - инфери, живой мертвец. А Снейп ещё и изнасиловал брата, болевшего так тяжко, после его счастливого самоисцеления, да без палочки, магией какой-то Стихии, от сотрясения мозга… А теперь вот приходится мучать его вновь, но во имя благой цели. Однако Квотриус страдает так тяжко, что ему не до целей и намерений.

Обнять, прижать к себе - нет, ему больно, отталкивает - прошептать утешающие слова, он улыбается, назвать его самыми ласковыми именами - в глазах, кроме боли, мелькает ответное чувство.

- Да, вот именно любовью изгнать чужую, не принадлежащую Квотриусу ненависть - говорить о любви, о нежности и силе чувства, о неистовых ласках, котoрые хотел бы подарить. [i]

- И подарю этой ночью тебе, о возлюбленный брат мой Квотриус, обязательно, ты только успокойся, постарайся расслабиться, братец мой, пускай его, пусть Гарольдус смотрит, пялится на нас, нам не до него сейчас - мы вдвоём, нас только двое, а знаешь, Квотриус, я съел твой кусок баранины от голода, да, простого человеческого голода, ты ведь знаешь, что я вчера не ел - не мог после резни есть мясо - человечиной палёной отдавало, представляешь, нет, мой звездоокий, вот так расчёсывать себя нельзя - потом зарастать будет долго и мучительно, поговори со мною, Квотриус, скажи хоть слово, да, я не смог прочесть твоей оды, она написана странными значками…

Глаза Квотриуса затуманиваются печалью и непониманием, он, кажется, готов зарыдать не от боли, что мучает его, а из-за своего творения, его непонимания возлюбленным братом.

- Не помнишь, не беда, после сегодняшней ночи ты либо вспомнишь её, либо напишешь новую. Aх, да, нам же завтра в обратный путь, но в следущую трапезу ты должен съесть и мою долю, я же сыт. Hет, нет, обязательно поешь - к тому времени, да много ранее, твоя боль уйдёт, вот увидишь, только ты верь мне, во всём доверяй, ладно?

- Д-да, я верю те-бе, мой Се-ве-ру-у-с-с.

[i]Уже лучше, заговорил своим голосом. Значит, скоро финал, но к нему нужно подключить Стихии Воздуха и Огня, а кто это может сделать?

Только сам Квотриус, всё в его руках, точнее, в способностях творить стихийную магию, я же не умею.