Русый вологодский паренек;Пели под его ногою сходни,Лился стружек золотой поток.А вверху шатра в рубахе белой,Да в онучах, с лыком у колен,С бородой от лет заиндевелойМастер строго резал орнамент.Песней освящались эти стены,Обливались золотой смолой,Словно потом — символом священнымВсей крестьянской жизни трудовой.Весело работать на стропилах!С шуткой шла работа ясным днем,Поутру же с верою и силойПлотник осенял себя крестом.Ясные глаза смотрели строго,Балагуру бросит невзначай:«Строишь церкву, строишь дом для Бога,Так с молитвой, парень, приступай!»Топоры покрякивали густо,Да рубанки бегали, шурша…В этом чуде русского искусстваВоплощалась русская душа!И теперь, средь холода изгнанья,Ты вознесся в плеске голубей,Как священное обетованьеВоскресенья родины моей!
АНЬДА
А. Ф. Лаврентьевой
Равнодушно брожу по чужим городам,Вечный странник без дома и связей,Но в изгнанье запомнится слово — Аньда —Этот русский пустынный оазис.Поезд мчится в степи. Здесь куста не сыскать,В этих желтых маньчжурских равнинах.Тихой грустью внезапно пахнула опятьНа перроне родная картина:Русский стрелочник с выцветшим серым флажком,Русский смазчик, бредущий с развальцей,И с околышем красным, с блестящим жезломВышел к поезду русский начальник.На вокзале встречает нас русская речь,Улыбаются русские лица,Белокурый парнишка с лозою стеречьГонит в травы послушную птицу.Точно в русской деревне, коровы бредут,У ворот их хозяйки встречают,И в любом из домов здесь пришельца зовутК бесконечному русскому чаю.В деревенской церковке к вечерне звонят,Тихой грустью на улицах веет.Да откуда-то отзвуки песни летят,Растревожить молчанье не смея…Ночь. В окошках мелькают вдали огоньки,Жаркий ветер по улицам рыщет,Из маньчжурской пустыни наносит пескиОн к могилам на русском кладбище.Заметает с шуршанием желтый песокЗелень, улицы, рельсы стальные;В жарком саване пыльном заснул уголокПрежней, грустной любимой России.