говорит. Этим ли сейчас заниматься?
Товарищ, очевидно, не понимал, что добрая песня в бою — верная подруга. Когда человеку особенно тяжело, без нее обойтись трудно.
ГОРЬКИЕ ДНИ
27 июня из Румболо через Ригу шла колонна грузовых автомашин. Ею командовал капитан Сазонов. Прибыв к нам в штаб, он доложил, что на Московской улице и при выезде из города их обстреляли из винтовок.
— Удалось привести только четырнадцать машин, — сетовал капитан. — Остальные где?то растерялись под огнем.
— Нельзя оставлять их в городе, — предупредил я Сазонова. — Каждая машина сейчас на вес золота. Придет ся разыскать отставший транспорт и только потом двигаться дальше.
Капитан оказался расторопным человеком. Он нашел все до единой машины и в целости довел их до пункта назначения.
Вскоре я снова уехал на аэродром Митава, к Федору Ивановичу Добышу. Он по — прежнему держал свой полк в кулаке. Каждый день организовывал вылеты на боевые задания. Несмотря на вражеские бомбардировки, ему удалось сохранить самолеты почти полностью. Сказывался опыт, полученный им в Китае и в боях с финнами. Сейчас Добыша беспокоила судьба семей однополчан, оставленных на прежнем месте дислокации части.
— Надо принимать меры, Андрей Герасимович, — тревожился командир.
— За чем же дело, Федор Иванович? Организуйте из солдат команду, выделите машины и сегодня отправьте туда, — распорядился я. — Старшим назначаю замполита 116–й авиабазы Полищука.
— Вот это деловой разговор, — удовлетворенно произнес подполковник.
Связавшись с управлением военных перевозок Рижского узла, я договорился, когда и в каком пункте будет посадка семей военнослужащих в эшелон. Потом объявил об этом летчикам и техникам. Надо было видеть, какой радостью озарились их лица. Теперь они знали, что их семьи не будут брошены на произвол судьбы, и могли с полной отдачей заниматься своими служебными делами.
С Добышем у меня давнее знакомство. Небольшого роста, подвижной, он как шарик катался по аэродрому и успевал делать все, что необходимо. В полку его уважали за твердость характера. Уж если что пообещал — слово сдержит. За усердие вознаградит, а за провинность никому спуску не даст.
После китайских событий я на время потерял его из виду. Встретились мы снова незадолго до Отечественной войны, кажется, на партийной конференции. Меня тогда избрали членом окружной партийной комиссии, и Федор Иванович подошел поздравить. С того времени Добыш мало изменился, только на лбу его пролегла глубокая складка.
— Долбят нас немецкие истребители, а мы им сдачи дать не можем, — сказал он мне, когда люди разошлись по самолетам.
— Но ведь вчера у вас, кажется, был удачный вылет?
— Да. Но здесь не Китай. Разве можно летать без сопровождения? Посмотрите, — показал он рукой на стоянку, — редкая машина пришла без пробоин.
Я хорошо понимал Федора Ивановича, но помочь ему ничем не мог. Истребителей в дивизии осталось мало. Они едва успевали отражать вражеские налеты па аэродромы и другие важные объекты.
В полку Добыша было немало опытных экипажей. К примеру, старший лейтенант Стольников, о котором я уже рассказывал. Отечественная война застала его на западных рубежах страны. В одном из вылетов самолет Стольникова был подбит зенитным огнем в районе Двинска. Довести машину на свой аэродром не было возможности. Пришлось подыскивать подходящую площадку и садиться на фюзеляж. Когда фашисты начали окружать экипаж, командир поджег самолет и через топкие болота и лесную чащобу провел своих людей к линии фронта.
— А ведь мы собирались уже писать на родину, что вы пропали без вести, — сказал Столыгакову комэска.
— Рано отпевать, война только начинается, и мы еще не одному фашисту покажем дорогу на тот свет.
Кстати говоря, Стольников прошел с боями всю войну, потом испытывал новую авиационную технику, был советником в авиации Китайской Народной Республики. Сейчас он полковник запаса, живет в Подмосковье.
Да, летчики дрались отважно, но у нас не хватало машин. И не только истребителей. Из 241–го штурмового авиационного полка политрук Новиков сообщал: «В строю остался один боевой самолет. Второй требует капитального ремонта. Остальные двадцать пять уничтожены в воздухе, потеряны на земле, во время бомбежек и при вынужденных посадках. 25 июня при выполнении боевого задания погибли три человека: капитан Бордюков, член ВКП(б); старший политрук Стаценко — тоже коммунист, заместитель командира полка по политчасти; лейтенант Ероскин, кандидат в члены ВКП(б)».
В том же донесении Новиков посчитал нужным поставить руководство дивизии в известность, что летчики вы ражают недовольство старыми машинами, не отвечающими требованиям войны. Мы понимали их правоту, однако новых самолетов у нас пока не было. Федоров, Дмитриев и я не раз звонили и писали в вышестоящие инстанции: дайте технику!
Потеря материальной части в воздушных боях и от бомбовых ударов противника по аэродромам порождала среди некоторой части летного состава уныние и ослабление дисциплины. Поговорив об этом с командиром дивизии, я решил навестить «безлошадников» — ребят, потерявших свои самолеты.
В землянке было так накурено, что в синем дыму с трудом просматривался тусклый огонек лампы — коптилки. Мой визит, видимо, оказался неожиданным. Смутившись, хозяева поспешно встали, предварительно убрав бутылку со стола.
— Зря прячете, видел, — спокойно сказал я и сел на краешек скамьи, освобожденный одним из летчиков. — По какому поводу банкет?
Все молчат, опустив головы.
— Может быть, и меня угостите? — в шутку спросил я.
— Да ведь не будете пить, — осмелел кто?то. — Самогон.
— Самогон, конечно, не буду. А вы с какой радости пьете его?
— Обидно, товарищ полковой комиссар, — загудело вдруг несколько голосов. — Другие воюют, а мы только в небо глазеем. Хоть бы винтовки, что ли, дали, в пехоту бы пошли.
— Надо будет — ив пехоту пойдем, — говорю им. — Но пока она и без нас обходится.
— Какое там обходится. Бежит — аж пятки сверкают…
— Но — но, не тронь, — заступился кто?то за пехоту. — Она кровью обливается, всюду, где можно, бьет фашистов, а ты сидишь и самогон распиваешь…
— А что же, я виноват, если самолет не дают? Где я его возьму?
Я понимал душевное состояние «безлошадников» и потому не стал их особенно упрекать за выпивку. Только заметил:
— Впредь увижу — пеняйте на себя.
— Да мы только по стопарику, с горя, — сказал за всех сидевший рядом летчик.
— У кого неисправные самолеты? — спрашиваю ребят.
— У меня.
— И у меня, — послышались ответы.
— А вы помогаете техникам ремонтировать их?
Молчание.
— Выходит, с самогонкой управляться можете, а на работу вас нет?! — пристыдил я «безлошадников».
— Извините, — примирительно сказал капитан. — Завтра утром все, как один, пойдем на
