Однажды мне позвонил по телефону начальник политотдела 241–й дивизии. Спросил:
— Вы Маликова помните?
— Илью Антоновича? Как же, хорошо помню. Это тот, что в бою ногу потерял?
— Он самый, — подтвердил начальник политотдела.
— Что он, письмо прислал?
— Нет, сам приехал.
— Молодец, если решил проведать боевых друзей.
— Да он совсе. м, служить приехал.
— Что же он без ноги будет делать?
— Летать собирается…
Вначале мне показалось, что начальник политотдела шутит: как может безногий человек управлять тяжелым бомбардировщиком? Но тот говорил вполне с — ерьезно:
— Андрюшин и Воронков поддерживают его.
— А ты с ними разговаривал?
— Ну как же?! Они хотят Маликова сначала на По-2 потренировать, а потом пересадить на «пешку»…
Случай был столь необычным, что я тут же решил посоветоваться с командиром корпуса. Выслушав меня, генерал А. 3. Каравацкий хлопнул ладонью по столу и воскликнул:
— Молодчина! Вернулся?таки… — Он встал, прошелся по кабинету и тем же восторженным тоном продолжал: — Какая сила воли у человека! Какой патриотизм! На протезе на фронт прпшел. — И, рубанув ладонью воздух, заключил: — Пусть летает!
Заглянув через несколько дней в полк Воронкова, я встретился с Ильей Маликовым. За долгие месяцы пребывания в тыловом госпитале он заметно похудел, даже побледнел. Но глаза его по — прежнему светились боевым азартом.
— Как же ты нашел нас? — поинтересовался я.
— В Москве узнал, где вы находитесь, — ответил он.
— Кто тебя сюда направил?
— О, — хитро подмигнул Маликов, — сам командующий ВВС. После госпиталя меня послали па комиссию. Разгуливаю перед врачами и доказываю, что протез освоил не хуже, чем «пешку». А они снисходительно улыбаются и ничего определенного не говорят. Только под вечер объявили свой приговор: к строевой службе не годен. Пошел снова к председателю комиссии. Но никакие уговоры на него не действовали. Тогда я махнул в Москву, к самому командующему ВВС. И результат, как говорится, налицо, — заключил он с улыбкой.
— А может, мы тебе другую должность подберем, — предложил я.
— Что вы, что вы, — замахал руками Маликов. — Не за тем я сюда ехал, чтобы на земле отсиживаться.
Но меня все же не покидало сомнение: сумеет ли парень с одной йогой управлять такой строгой машиной?
Когда я высказал эту мысль командиру полка, тот с усмешкой ответил:
— А чего в жизни не бывает? Попробуем.
Вначале Маликову доверили старенький Г1о-2. Он доставлял па нем из дивизии и корпуса почту и различпые мелкие грузы. Но эта однообразная работа скоро наскучила бывалому летчику. Он рвался в бой. И наконец Воронков разрешил ему сесть в кабину «пешки». Он сам проверял его в воздухе. Маликов действовал хорошо, уверенно, и командир допустил его к самостоятельным полетам. И он не ошибся в своем питомце. Илья Маликов совер — шил свыше ста боевых вылетов. Он закончил войну в Берлине, став Героем Советского Союза. На его примере мы воспитывали авиационную молодежь, учили ее гак же верно любить Родину, так же мужественно выполнять свой воинский долг.
В начале Курской битвы с задания не вернулся экипаж младшего лейтенанта Семенова. Шло время, но никаких вестей о нем не поступало. Командование 128–го Калининского бомбардировочного полка решило, что он или погиб, или попал в плен. Родителям воинов были посланы письма со скорбной вестью.
И вдруг 14 июля Семенов объявился. Щупленький вихрастый паренек похудел до неузнаваемости за время скитаний по вражеским тылам. Только глаза искрились радостью.
На следующий день я пригласил Семенова к себе. Вначале он держался скованно, видимо, чувствовал себя виноватым. Но, убедившись, что никто не собирается упрекать его за случившееся, осмелел и подробно рассказал, как все было.
…Группа наших бомбардировщиков шла на выполнение задания. Когда она появилась над танковой колонной противника, по ней открыли огонь зенитки. Прямым попаданием снаряда самолет ведущего был сильно поврежден. Однако капитан Шишлянников не покинул строя и продолжал руководить группой.
На обратном пути бомбардировщиков атаковали пятнадцать вражеских истребителей. И опять под удар попал Шишлянников. Его самолет загорелся, пошел к земле.
Летевший справа Семенов не видел, удалось ли экипажу выброситься с парашютом. В этот момент и его машину подожгли. Крутым скольжением он попытался сбить пламя, но не сумел. Вскоре огонь проник в кабину. Управлять самолетом стало невозможно, и летчик подал команду:
— Оставить самолет!
Штурману младшему лейтенанту Ряхову осколок зенитного снаряда пробил грудь. Но он, обливаясь кровью, продолжал отстреливаться от наседавших фашистов. Семенов видел, как мучается товарищ, но помочь ему ничем не мог.
— Прыгай! — повелительно крикнул он Ряхову.
Тот молча, как бы прощаясь, посмотрел на командира, собрал остаток сил и прыгнул за борт.
— Рыбалко! — окликнул Семенов стрелка — радиста по переговорному устройству. Не получив ответа, решил, что Тот уже выпрыгнул. Потом посмотрел вниз и увидел в воздухе два раскрывшихся парашюта. Теперь надо было прыгать самому.
Приземлился Семенов недалеко от упавшего самолета на неубранном ржаном поле. Навстречу ему катилась огненная волна — горела рожь. Нужно было спешить, но летчик при падении подвернул ногу и быстро идти не мог. Шел он в полный рост, уверенный, что находится на своей территории. Вдруг ветер донес пемецкую речь. Семенов инстинктивно наклонился и на четвереньках пополз в сторону.
Выбравшись на поросший кустарником пригорок, летчик видел, как фашисты скрутили стрелку — радпсту руки н втолкнули в автомашину. А штурман был уже мертв. Они обшарили его карманы и уехали.
Солнце клонилось к западу. По тропинке, проложенной через ржаное поле, неторопливо шел старик с косой на плече. Семенов выпрямился. Заметив, что крестьянин от неожиданности растерялся, прошептал потрескавшимися губами:
— Не бойся, дедушка, я свой.
— Это не с того ли? — кивнул головой старик в сторону догорающего бомбардировщика.
— С того самого. Сам?то ты местный?
— Из Маховцев мы. Вон деревушка наша виднеется, — протянул он руку в направлении нескольких избушек.
— Немцы у вас есть?
— Нет, бог смилостивился.
Вечером дед принес Семенову лопату, крипку молока и небольшой узел.
— Насчет лопаты хорошо догадался, — сказал летчик. — Как только начнет темнеть, похороню своего штурмана. Убили его, хороший был парень…
— А вот тут, сынок, — протянул узел старик, — хлеб с солью да одежонка. Не обессудь, что маленько рваная. Другой нет. — И, помолчав, добавил: —Ну, пойду. Если понадобится, заходи — третья хата справа.
Первая попытка перейти линию фронта Семенову не удалась. Фашисты обстреляли его. Пуля пробила мякоть ноги ниже колена. Пришлось вернуться и зайти в деревню.
У старика за иконой сохранился пузырек с йодом. Жена его быстро нагрела воды и достала чистое
