Она обратила внимание, что время от времени на них исподтишка бросают любопытные взгляды. Она замечала это и раньше, со времени своего выступления по радио, с тех пор как они стали открыто появляться вдвоем на людях. Вместо осуждения, которого он опасался, в поведении людей чувствовалась какая-то неуверенность, неуверенность в собственных моральных принципах и трепет перед этими двоими, которые осмеливаются не сомневаться в своем праве. Люди смотрели на них с тревожным любопытством, завистью, уважением и опасением нарушить некое неведомое, но жесткое, безоговорочное правило. Некоторые смотрели, почти извиняясь и словно говоря: «Пожалуйста, простите нас за то, что мы женаты». Но находились и такие, кто смотрел на них не просто сердито, а злобно. Некоторые же открыто восхищались.
— Дэгни,?—?вдруг спросил он,?—?как ты думаешь, он в Нью-Йорке?
— Нет, я звонила в отель «Вэйн-Фолкленд». Мне сказа ли, что бронь на его люкс кончилась месяц назад и он ее не возобновлял.
— Его ищут по всему свету,?—?улыбаясь, сказал он.?—?Но им никогда не найти его.?—?Улыбка исчезла с его лица.?—?Мне тоже.?—?Он снова перешел на ровный, бесстрастный, деловой тон:?—?Так вот, заводы работают, а я нет. Я только и делаю, что мечусь по всей стране, как гончая, отыскивая, где можно незаконным путем достать сырье. Лгу, упрашиваю?—?все что угодно, лишь бы раздобыть несколько тонн руды, угля, меди. Они не сняли ограничений на нужное мне сырье. Им известно, что я даю больше металла, чем позволяют выделенные мне квоты. Но им все равно.?—?Он добавил:?—?Они думают, что мне не все равно.
— Устал, Хэнк?
— Надоело до смерти.
А когда-то, подумала она, его ум, энергия, неисчерпаемая предприимчивость были отданы делу подчинения природных сил и ресурсов интересам лучшего будущего для людей; теперь же их переключили на преступные действия. Сколько же можно терпеть такую перемену?
— Становится почти невозможно достать железную руду,?—?равнодушно сообщил он, потом, вдруг оживившись, добавил:?—?А теперь будет невозможно достать медь.?—?Он ухмыльнулся.
Интересно, подумала она, как долго сможет человек работать вопреки себе, работать, несмотря на то что в глубине души желает не успеха, а провала.
Она поняла ход его мысли, когда он сказал:
— Я не рассказывал тебе, что видел Рагнара Даннешильда?
— Он сам мне сказал.
Что ты говоришь? Где ты его могла...?—?Он остановился.?—?Ну конечно...?—?Голос его напрягся и на минуту прервался.?—?Он наверняка один из них. Ты не могла не встретить его. Дэгни, что они собой представляют, эти люди, которые... Нет, не отвечай мне.?—?Немного погодя он добавил:?—?Значит, я встречался с одним из их представителей.
— Ты встречался с двумя. Ответом ей была долгая пауза.
— Конечно,?—?сказал он наконец потускневшим голо сом.?—?Мне надо было догадаться... Просто я не хотел признаться себе, что понимаю... Так он был их вербовщиком?
— Одним из самых первых и лучших.
Он цокнул языком, в этом звуке выразились горечь и тоска по несбывшемуся.
— В ту ночь... когда они заполучили Кена Денеггера... Я не думал, что они кого-то прислали за мной...
Усилие, которое потребовалось ему, чтобы вернуть лицу спокойное, строгое выражение, походило на медленный поворот ключа в тугом замке, которым он запирал недоступную для него залитую солнцем комнату. Спустя минуту он сказал бесстрастным тоном:
— Дэгни, насчет партии рельсов, о которой мы говорили в прошлом месяце... боюсь, я не смогу поставить ее. Ограничения на поставки остаются в силе; они контролируют объем того, что я могу продать, и по своему усмотрению распоряжаются поставками моей продукции. Но учет так запущен, что мне удается каждую неделю пускать на черный рынок по нескольку тысяч тонн металла. Думаю, им об этом известно, но они притворяются, что не знают. Пока им не хочется противодействовать мне. Но, видишь ли, каждую лишнюю тонну, которой мне удается распорядиться, я отправляю тем заказчикам, которые оказались в критическом положении. В прошлом месяце, Дэгни, я побывал в Миннесоте. Я видел, что там делается. В стране будет голод?—?не в будущем году, а этой зимой, если только кто-то из нас не вмешается быстро и энергично. Запасы зерна повсюду исчерпаны. Сброшены со счетов или еле-еле сами сводят концы с концами Небраска, Оклахома, Северная Дакота, Канзас. В этом году Нью-Йорк и все города на востоке страны не получат поставок пшеницы, в других районах положение не лучше.
Миннесота?—?наша последняя житница. Два года подряд там был недород, но этой осенью урожай обещает быть исключительным. Надо, чтобы его смогли убрать. Ты интересовалась, в каком состоянии производство сельскохозяйственной техники. Предприятия там недостаточно велики, чтобы содержать штат толкачей в Вашингтоне или давать крупные взятки. Поэтому поставки в эту отрасль урезаны до предела. Две трети заводов, производящих сельхозтехнику, уже закрылись, остальные дышат на ладан. В результате фермерские хозяйства гибнут по всей стране?—?из-за нехватки техники. Надо видеть фермеров Миннесоты. Они не столько пашут, сколько пытаются наладить старенькие трактора, которые давным-давно отжили свой век, так что им уже никакой ремонт не поможет. Не знаю, как им удалось пережить эту весну, как удалось отсеяться. Но они выжили и отсеялись.?—?Он смотрел сосредоточенным взглядом, как будто перед ним встала редкая, забытая картина?—?образ настоящих людей, и Дэгни понимала, какой мотив все еще привязывал его к работе.?—?Дэгни, они должны получить технику к жатве. Весь металл, который я в состоянии украсть у самого себя, я продаю производителям сельхозтехники. В кредит. А они направляют ее в Миннесоту, едва она выходит из цехов. В Миннесоте ее получают таким же образом?—?нелегально и в кредит. Но есть вероятность, что осенью мы вернем свои деньги. Это не благотворительность! Мы помогаем производителям?—?тем, что бьются до последнего!?—?а не каким-то паршивым, вечно клянчащим нахлебникам. Мы даем займы, а не милостыню. Мы поддерживаем кормильцев, а не нахлебников. Я не могу безучастно смотреть, как губят настоящих людей?—?опору нации, в то время как наживаются рвачи.
Перед его глазами встала картина, которую он видел в Миннесоте: силуэт заброшенной фабрики; свет заката беспрепятственно струился сквозь разбитые стекла и дыры в крыше, падая на покосившуюся вывеску?—?«Завод сельскохозяйственных машин Уорда».
Я, конечно, понимаю,?—?сказал он,?—?на этот раз мы их спасем, но на следующий год бандиты их доконают. И все же этой зимой мы не дадим им погибнуть... Вот почему, Дэгни, мне никак не удастся добыть для тебя партию рельсов. По крайней мере, в ближайшем будущем, а нам теперь ничего не осталось, кроме ближайшего будущего. Не знаю, какой смысл производить продовольствие, если не будет железных дорог, а с другой стороны?—?зачем нужны железные дороги, если не будет продовольствия? Все теряет смысл.
— Ничего, Хэнк. Надеюсь, мы продержимся с тем, что у нас есть, в течение...
— Месяца?
— Этой зимы. Они замолчали, но тут от одного из столиков донесся резкий голос. Обернувшись, они увидели, что кричал человек с манерами загнанного в угол бесноватого бандита, хватающегося за револьвер. Он громогласно возвещал, обращаясь к угрюмого вида собеседнику:
— Это акт вандализма, направленный против человечества в момент, когда оно переживает отчаянный дефицит меди!.. Мы не можем этого допустить этого не должно быть!
Реардэн резко отвернулся и посмотрел на город.
— Все бы отдал, чтобы узнать, где он,?—?тихо сказал он.?—?Просто знать, где он находится сейчас, в этот момент.
— И что бы ты сделал, если бы узнал? Он безнадежно махнул рукой.
— Я не стал бы искать его общества. Единственная дань уважения, которую я еще вправе уплатить ему,?—?это не просить прощения, когда прощение невозможно.
Они молчали, прислушиваясь к голосам вокруг, ощущая, как мутные волны паники захлестывают роскошный зал.
До этого они не замечали, что за каждым столом чувствуется присутствие невидимого гостя, что о чем бы ни заходила речь, разговор непременно сводился к одной теме. Посетители сидели не то что в
