Пролог
В сказочно-ледяном царстве, в заснеженном государстве жил да был в ледяном дворце Дед Мороз. Давно уже жил. Так давно, что и сам даже не мог вспомнить, с каких пор. Снег не таял совсем в его стране и когда над всею землёю проносилась вестница солнышка весёлая Весна, белая Зима уходила тогда из всех краёв спать почти целый год к Деду Морозу в царство вечных снегов. Оттого и звалась страна Деда Мороза Снегландией.
Жил Дед Мороз совсем один в своих чуть ли не в небо вышиной палатах голубого льда. Жил не тужил, потому как забот хватало, и зимой, и летом. Зимой снежил, да замораживал Дед Мороз близкие и далёкие земли, растил сосульки на крышах домов и на бородах у людей, да в радость себе и людям расписывал оконные стекла. Летом же готовил припасы снежные на зиму, пёк из снежков ледяные колобки, да отсыпался на ледяной печке.
И хоть давно не помнил Дед Мороз, сколько зим уже пришлось прожить ему, но день своего рождения отмечал обязательно. Потому как день рождения у него приходился как раз на Новый Год, а в этот праздник его по всем заснеженным владениям ждала детвора, и надо было всюду поспеть с подарками. Больше всего Дед Мороз любил дарить подарки на свой день рождения.
Так бы уж жил Дед Мороз, да жил, но вдруг стало ему однажды горестно в палатах бело-ледяных. Новый Год на ту пору был уже позади, Полярная ночь стояла в самом разгаре, а заметено и сморожено в том году было всё на много вёрст, да надёжно так, что до весны солнышку не управиться, не пооттаивать льдов и снегов. Вот и не шла у Деда Мороза из головы детвора, весело окружавшая его в Новый Год, детвора, с которой встреча впереди будет лишь через год. Дед Мороз ходил по ночам мягким невидимкой в поскрипывающих валенках мимо домишек, заглядывал потихоньку сквозь свои расписные узоры в окошки. Смотрел на лица спящих малышей, да думал что-то и думал себе. А как один раз возвращался уже под обычное утро в свою Полярную ночь, да как полыхнуло перед ним Северное сияние, ярко так, что чуть ли не в луч летнего солнышка. Вот тогда и у Деда Мороза будто свет блеснул внутри – и придумал Дед Мороз внучку Снегурочку.
Вернулся домой Дед Мороз, вызвал дочь свою, Белую Метелицу, и её любимого смутьяна, Снежного Бурана, к себе, в ледяной дворец. И строго-настрого им наказал суметь, раздобыть и принести ему внучку Снегурочку. Дочка Белая Метелица лишь рассмеялась словам любимого отца и согласна была. Снежный Буран же, известный балун и неслух, строптивился и фордыбачил – оттого у Снегурочки озорные глаза.
Как бы там ни было, а стал занят уже в тот год Дед Мороз. Готовился – то одно, то другое придумывал, потому как понимал: вот и ледяная колыбелька, а вот и снежный пух на одеялки потребуется; колокольчиков ледяных одних наразвесил, что и от малого ветерка перезвон…
И вот уже к дню рождения Деда Мороза, к Новому Году следующему, постарались, управились, Белая Метелица, да Снежный Буран. Принесли в подарок Снегурочку, обернув позёмкой вытканной из Млечного пути. Дед Мороз поблагодарил и отпустил с миром их. Снегурочку же в колыбельку, колыбельку на петельку, петельку на сосульку. А сосулька, тонка, да прочна, подвешена высоко под своды хрустального льда в главном теперь покое ледяного дворца. Походил, посмотрел вокруг: спит Снегурочка, колыбелька качается, а Северное сияние почём зря в окна заглядывает. Сходил тогда Дед Мороз, набрал с Северного сияния цветных огоньков, да украсил колыбельки края – как проснётся внучка Снегурочка, а и чуть свет и красота вокруг.
Так и появилась на белом свете Снегурочка – нежно-ледяная девочка с огоньками в озёрах-глазах. И тогда, и потом, да оно и сейчас порой, Дед Мороз у внученьки спрашивал «Как глазами сверкать? Должно горячо?», да больше было уж недосуг – хлопотал теперь вокруг Снегурочки, заботлив был и деловит. А Снегурочка росла в красоту, смеялась Дедушке Морозу, и приводила в порядок дедушкин ледяной дворец. Оно ведь до рождения-то её не было порядка у дедушки: сияние Северное у света лишь на краю, ни птиц, ни зверей, только вольные ветры всё время в гостях среди полутёмных льдов. А с появлением Снегурочки всё во дворце ледяном стало наводиться на новый лад. Уж Снегурочка ещё в ледяной колыбельке жила, а Дед Мороз чуть не всё Северное сияние по всполохам во дворец перенёс – стало ночью светло будто днём. А дворец ледяной виден стал теперь издалека переливами цветными в окошках из льда. Да ветры вольные в порядок привёл – почём зря по ледяному дворцу не гонять впустую и без толку. А как подросла Снегурочка, да из колыбельки ледяной в снежно-пуховую кроватку ушла, так по дороге завела себе и друзей белых, северных, да полярных. И полярная сова водилась со всем своим гнездом теперь где-то в высях ледяного дворца, и полярный волк приходил в гости, и белый песец часто играл в руках Снегурочки, и северный олень рассказывал, что в мире делается. А ещё был Умка. Зверь странный: от медведя белого с белой медведицей произошёл, а не медведь. Потому что маленький был ещё – медвежонок.
Умка был медвежонком маминым и Снегурочки. Поначалу совсем был похож на небольшой снежный сугроб с появляющимися и исчезающими чёрными угольками-глазками. Всё Снегурочку с мамою путал, а маму-медведицу со Снегурочкой, пока чуть не подрос. Он теперь забирался к Снегурочке в постельку и зарывался с носом в снежный пух, Снегурочка обнимала его и так уж пошло, что и уснуть без Умки больше не могла. Шли зимы, и медвежонок Умка рос вместе со Снегурочкой. В три зимы он был уже маленьким увальнем, а когда Снегурочке исполнилось семь зим Умка стал даже немножко больше ростом, чем Снегурочка. Теперь он по ночам прижимал Снегурочку к своему мягкому тёплому брюху, как раньше маленьким белым комочком она прижимала к себе его. Зато на нём стало очень удобно ездить по ледяному дворцу и, если Дедушка Мороз не видел, по дальним ледяным торосам. Снегурочка целыми днями каталась на мягком медвежонке, а, соскальзывая с него, смеялась: «Фу, какой щекотный ты, Умка! Ни за что не буду больше на тебе кататься! Никогда!». И Умка каждый раз так доверчиво хлопал в растерянности глазами, что Снегурочка понимала – в следующий раз она опять не удержится и будет пугать своего любимого друга. Она смеялась и целовала Умку в чёрный носик, только тогда медвежонок понимал, что всё это шутка и на радостях лизал Снегурочку в пушистые снежные ресницы. Этого уж Снегурочка на самом деле не могла от него снести. Она уворачивалась и, смеясь, убегала от Умки и от всех, кто находился поблизости, начиная игру в догонялки по всему ледяному дворцу.
Дедушка Мороз нарадоваться не мог на это чудо, что вышло из-под его добрых рук. Сидел и
