Стасик. Я освобождаю тебя от данного мне при нашем обручении слова. И, пожалуйста, не звони мне больше. Мне будет больно слышать твой голос…
— Тебе — да! А обо мне ты подумала?! — закричал в трубку Стас и услышал в ответ уже совсем едва различимое и как бы лишенное жизни:
— Как раз о тебе-то я и подумала в первую очередь. Ведь люблю, и любить буду я только тебя. Но быть с тобой уже не смогу. Если можешь, прости. И — прощай…
Стас посмотрел на умолкший телефон и сжал его в кулаке так, что в нем что-то хрустнуло.
Нет, не прав был Владимир Всеволодович, говоря, что он использовал давно устаревшие фразы. История повторялась, только теперь не на бумаге, а в жизни. Но… как иначе можно было сейчас описать его состояние?
Мир действительно рушился.
Пусть не солнце, но ослепительная — отец, как хирург, любил яркий свет — люстра меркла перед потухшим взором
И земля уходила из-под его ног…
Он медленно поднялся из-за стола.
— Стасик! — попыталась остановить его мама. — Ну не стоит так переживать из-за этого! Ты еще только начинаешь жить. Конечно, Леночка — очень хорошая девушка. Но, поверь, тебе еще столько других встретится на пути! Еще лучше!
— Других мне не надо! — замахав руками, выкрикнул Стас. — Запомни — эта любовь у меня — в первый и последний раз!
И осекся.
«Стоп! Опять эта фраза!»
И, кажется, он вспомнил откуда…
Опережая все дальнейшие утешения, предложения и прочие бесполезные теперь разговоры, Стас протестующе поднял руку и теперь сам еле слышно сказал:
— Я потом… позже поужинаю. А пока побуду немного у себя. Если можно — один… Ладно?..
7
— Мыслефон?! — ошеломленно переспросил Сергей Сергеевич.
Вернувшись в комнату, Стас достал из коробочки крест-мощевик и виновато прошептал:
— Прости за то, что сегодня я так легко дал эту уступку себе и пошел на футбол. Но обещаю, что она точно была первая и последняя!
Невидимый святой молчал.
Но на душе неожиданно стало легче.
По крайней мере, теперь можно было хотя бы выпрямить вдох.
Мысли продолжали крутиться вокруг полученного письма.
Этого страшного грома посреди ясного неба!
«Эх, Ленка, Ленка! Что ж ты наделала…»
«Ничего, — сжав кулаки покрепче, решил Стас. — Сейчас я заставлю себя не унывать даже от такого! Ибо уныние — это тоже грех!»
За дверью все громче и громче слышался шепот родителей.
— Сережа, ему надо помочь: утешить, объяснить, успокоить!
— Ты сама успокойся сначала! Иди, прими сердечные капли!
