действительно полезное и нужное людям, высунув, наверное, от старания язык, вырезал поддельный сестерций Нерона. И потом…
Владимир Всеволодович встал, прошел к своим полкам и принес маленькую, изрядно потертую, медную монетку.
Положил ее на стол перед Стасом.
Тот посмотрел на нее и с удивлением взглянул на академика.
Это была одна российская копейка 1903 года.
Пожалуй, самая распространенная и не имевшая никакой цены даже среди начинающих нумизматов монета.
То есть, цена у нее, конечно, как и всем предметам старины, была, но, по нынешним временам, — тоже копейки!
Да и то, тем более в таком состоянии, никто не возьмет!
Тем не менее, Владимир Всеволодович почему-то бережно взял ее и задумчиво сказал:
— Видишь дату? В этот год в России произошло великое духовное событие: был канонизирован преподобный Серафим Саровский. В его прославлении участвовал весь народ, начиная с Государя и заканчивая простолюдином. А сколько чудес было явлено в это время! Какая благодать сошла к нам с Небес! И, заметь, — перевернув монетку оборотной стороной, продолжил академик. — В этот же самый год создается партия большевиков, которая через четырнадцать лет сделает из великого государства бедную страну и поведет самую настоящую богоборческую войну. Один год — и два столь полярных события…
Владимир Всеволодович положил копейку на стол.
— Это всего лишь один пример того, что наша жизнь и все в ней — обоюдоострый меч. И таких примеров — тысячи, миллионы… Взять тот же хирургический скальпель. Им можно вырезать злокачественную опухоль, либо выйти с целью грабежа на большую дорогу и убить человека. Так и твой мыслефон. Возможно, он и нужен был бы в судебной практике, как более совершенный детектор лжи. Но им вполне могут воспользоваться и преступники.
А что будет со словом? Каждый тогда, независимо есть у него талант или нет, порядочный он человек или, мягко говоря, наоборот, сможет стать писателем и выдавать человечеству свои материализованные на бумаге мысли. И так сейчас уже не знаешь, что творится на книжных полках магазинов. Классика — этот водораздел между истинно ценным в человеческой культуре и низкосортным, пошлым, словно плотина еле-еле выдерживает этот страшный напор. А что будет тогда? Грязевой поток! Сель! Всеобщее засорение умов! Нет, безусловно, будут и достойные, а может, и достойнейшие произведения, но…
Слушая такое, Стас только удрученно качал головой.
А Владимир Всеволодович продолжал:
— Настоящий писатель испокон веков был хранителем истинных культурных ценностей своей страны, всего человечества. Не случайно бытовала пословица: «Государство, которое убивает поэтов, обречено на вырождение!» Ведь человек, создающий книги, трепетно даже сказать, является служителем в храме слова! И, как признавались многие из них, это хоть и приятный, но прежде всего — каторжный труд! Когда исследователи творчества великого Гоголя познакомились с его черновиками, то были просто потрясены. Первые варианты оказались слабее сочинений школьников-двоечников. Но переделывая их вновь и вновь — на десятый раз, Гоголь довел их до образца совершенства во всей русской словесности!
А знаешь, как работал Жюль Верн? — Владимир Всеволодович посмотрел на Стаса и, увидев, что тот отрицательно покачал головой, сам же ответил: — Сначала он все из своих — заметь, почти сотни! — больших романов писал простым карандашом. Потом тщательно редактировал при помощи того же карандаша и резинки. И, наконец, обводил каждую букву чернильным пером!
Я вообще считаю благословенным то время, когда писатели работали гусиными перьями. А еще лучше — высекали свои книги на камне. Вот тогда действительно не было ни единого лишнего слова! А ты — мыслефон…
Настенные часы громко и выразительно отстучали семь раз.
Владимир Всеволодович спохватился и выразительно посмотрел на них.
Стас поднялся.
Попрощался.
