Не восторгаться им.
И только, казалось, одному Стасу было не до красот.
Университет — институт — магазин — дом…
Дом — магазин — институт — университет…
Чтобы забыться, он каждую минуту что-то делал.
Машинально ел…
Пил…
Разговаривал с кем-то.
Только уже не по поводу мыслефона.
После беседы с Владимиром Всеволодовичем интерес к новой идее сразу пропал и даже название так и не родившегося прибора изменилось в стиле Лены — на категоричное: «мысли — вон!».
«В смысле — вон!» — как пошел еще дальше обрадованный решением сына Сергей Сергеевич.
Вето на думы о Лене Стас тоже снял буквально на следующий же день.
За невозможностью его выполнить.
И фото, к великому недовольству мамы и новому, правду, уже молчаливому одобрению отца, вернул на прежнее место.
Толку-то прятать его, когда она и так все время перед глазами!
Несколько раз он набирал Ваню.
Но тот почему-то молчал.
Не выдержав, отправил шутливое, в стиле их обычных разговоров, смс-сообщение:
«Смотри, после чужой свадьбы сам не женись!»
После чего телефон друга, как сообщал об этом вежливый женский голос, вообще либо отключился, либо попал в недоступную для связи зону.
И опять институт сменял университет…
Магазин — дом…
Потом начались каникулы.
Когда совсем некуда стало себя девать.
К тому же и магазин из-за того, что один из отделов, несмотря на запрет принимать старинные предметы от черных археологов, внезапно закрылся на строгий учет.
Тогда Стас — почти не разгибаясь в течение двух дней — старательно выпилил детским лобзиком из лишней полочки в стенке красивую рамку.
Вставил в нее фотокарточку Лены.
Навел у себя полный — стерильный — как с удовлетворением отметил зашедший к нему вечером на партию в шахматы, хотя, конечно, был, как всегда весь в работе, папа.
И когда уже не осталось никаких дел в его комнате, Стас начал пылесосить во всей квартире и даже — к великой тревоге мамы, следившей за каждым движением тряпки по современным лицам древних людей, — вытирать пыль с ее любимых ваз.
Так продолжалось до тех пор, пока мама однажды утром за общим завтраком с хитрой улыбкой не спросила:
— Стасик, а какое сегодня число?
— Не знаю… двадцать
