добыче золота? Или Павел Петрович подразумевал что-то другое?
Сегодня последняя ночёвка. Встали, едва миновав Кстово, чтобы завтра, даст Бог, со свежими силами дойти до Нижнего. Домой потом, это всегда успеется, сначала исполнить долг. Вот ведь странное чувство — вроде и не брал ничего ни у кого, никому не обязан, все обещания выполнил и даже сверх того… но не оставляет ощущение… будто некто невидимый смотрит в спину и тихо-тихо шепчет:
— Ну ещё чуток… Остались же силы! Ты сможешь…
И голос не укоряющий или просительный — ласковый, с интонациями ожидания и надежды. Глас Божий? Зов Отечества? Но разве это не одно и то же?
— Да чтоб тебя, собаку, приподняло да прихлопнуло! — выругался Беляков, когда из-за страшного рёва со стороны реки сама собой дёрнулась рука, и кусок колбасы с прутика упал на угли.
Вскочившие в испуге бурлаки впопыхах перевернули котёл с ухой и попрятались по кустам. Оставшийся у шипящего и плюющегося паром костра старшина артели одной рукой крестился, а другой крепко сжимал узловатую дубину.
— Зверь неведомый по воде бежит, ваше сиятельство! — невзирая на строгий запрет, он упорно именовал Александра Фёдоровича именно этим титулом. — Лапами прямо так и шлёпает!
Опять что-то громко заревело. Подскочивший Ермолов вскинул винтовку к плечу, но не успел прицелиться в надвигающуюся чёрную громадину с горящими глазами, как с баржи зачастили выстрелы по меньшей мере троих часовых.
— Мать вашу! Ну сколько же можно? — исполненный тоски и отчаянья крик, а сразу за ним в темнеющее небо взлетела осветительная ракета. — Имейте совесть!
Повисший на крохотном шёлковом колпачке, называемом французским манером «parachute», плюющийся белыми искрами светлячок, тем не менее, позволил разглядеть необычного вида корабль. Назвать его судном язык не поворачивался, да и торчащие над фальшбортами орудийные стволы не оставляли сомнений в военном происхождении плавающего… плавающей… батареи? Пусть называется механизмом. А как ещё? Чего только в жизни не видывали, но такого не приходилось.
М-да… весь какой-то приплюснутый, по бокам мельничные колёса, и венчает всё это высокая коптящая труба. Срамота, не корабль.
— Алексей Петрович. Погоди стрелять.
— Да я гожу, — откликнулся Ермолов.
Тем временем ракета погасла, шлёпанье по воде прекратилось, и голос из темноты спросил:
— Тут мелей нет? Пристать можно?
Видимо ответа не требовалось, так как почти сразу же послышался скрип мокрого песка — неизвестный агрегат ткнулся носом в берег. Правый глаз чудовища моргнул, оказавшись обыкновенным фонарём, а снявший его с крюка человек ловко спрыгнул прямо с борта.
— Разрешите представиться! Лейтенант Императорского Пароходного Флота Денис Давыдов! С кем имею честь?
— Капитан Ермолов, — Алексей Петрович протянул руку в приветствии и переспросил: — Какого флота, простите?
Моряк (или речник?) смутился, что было заметно даже в неверном свете фонаря:
— Пароходного… Но вы не думайте, господин капитан, скоро таких кораблей станет много! Два или три, — тут лейтенант что-то вспомнил и удивлённо воскликнул: — Постойте, а не вы ли сопровождаете Его Высокопревосходительство?
— Нет, он меня сопровождает, — Беляков сделал шаг вперёд. — И никого более тут нет. Разве что… Ефим, признавайся, ты путешествующий инкогнито генерал?
— Кто инкогнито? — обиделся бурлацкий старшина. — Мы Мироновы будем. А по-уличному — Талалушкины.
— Вот видите, господин лейтенант, ошибка вышла. Так что извиняйте.
Не прошло и получаса, как недоразумение разрешилось к всеобщему удовлетворению. Денис Давыдов действительно был послан встречать баржу с золотом и министром — сведения об инциденте в Астрахани долетели до Петербурга на удивление быстро, и обеспокоенный случившимся император Павел Петрович отдал приказ о сопровождении груза. Как раз в селе Соромово, что чуть выше Нижнего Новгорода по течению Волги, заканчивали установку трофейной паровой машины на канонерскую лодку «Гусар». Лейтенант, получивший офицерский чин за храбрость при взятии Стокгольма, и стал её командиром.
— Да, отстали мы от жизни в дикой глуши, — посетовал Ермолов. — У вас там события происходят, войны, штурмы вражеских столиц, а тут чуть мхом не поросли.
— Действительно, — поддержал капитана Александр Фёдорович. — Вы уж нам, Денис Васильевич, расскажите, будьте любезны.
— Обо всём и расскажите. Время есть, пока уха по второму разу варится.
Лейтенант ненатурально поупирался, мол, какой из меня рассказчик, но было видно, что его распирает от желания поделиться новостями со свежими и благодарными слушателями. Долго уговаривать не пришлось — прокашлялся и… и посмотрел с ожиданием.
Алексей Петрович первым понял причину заминки:
— А не употребить ли нам малую толику во славу русского оружия?
Беляков не стал возражать:
— И монаси приемлют.
Денис Васильевич инициативу старших поддержал с энтузиазмом. Ну как же, ведь именно в таком возрасте жизнь кажется бесконечной чередой праздников и дружеских застолий, лишь изредка прерываемых войной. Да и сколько той войны? А возможная смерть огорчает лишь тем, что не сможешь никому похвастать совершёнными подвигами. Досадная мелочь, право слово!
— Вот когда англичане от Кронштадта удрали, — начал лейтенант и сразу же отвлёкся, передавая флягу по кругу. — Да, знатно драпали!
— Позвольте, но что же их так напугало? — удивился Ермолов.
— Как, вы не знаете?
— Кое-что донеслось до нашей глуши, но хотелось бы услышать из уст очевидца.
— Тогда…
И Давыдов поведал, с успехом заменяя живостью воображения недостаток фактов: о боях в городе, о кулибинских огнемётных машинах, героизме ополчения, уцелевшего едва ли на треть. Потом перешёл на подвиги военно-морские, отсчёт которым положила воздушная атака с помощью шара и змеев.
Да, англичане бежали, проявив в позорной трусости своей пример отчаянной храбрости. Британские моряки жертвовали собой, пробивая путь сквозь мины для спасения адмирала Нельсона. И хитрый лис улизнул из капкана, бросив на растерзание остатки эскадры. У короля много! Шведам повезло меньше. Или совсем не повезло, если сказать прямо — единственный их фрегат, прорвавшийся по фарватеру, попал в «братские» объятия датских линейных кораблей, спешивших на помощь к русскому союзнику. Боя как такового не случилось — избиение вряд ли можно назвать боем. А стрельба картечью по плавающим среди обломков… Ну мало ли какие традиции в просвещённых Европах?
Силы Балтийского флота, вышедшие через ставший безопасным проход, Нельсона не догнали, да и, собственно, не очень старались. Англичане подождут, есть хотя и менее важная, но более достойная цель — наказать предателей. Альбион враг давний и явный, а вот удары в спину прощать нельзя. Совсем нельзя. Никогда и никому.
Стокгольм захватили с минимальными потерями. Тут скорее сыграл свою роль не фактор неожиданности, а общее положение дел. Из когда-то грозного противника, Швеция превратилась в третьеразрядную страну, мнение и политика которой напрямую зависели от настроения и грозных окриков более сильных соседей. И на этот раз с выбором хозяина немножко ошиблись…
Экспедиция продолжалась ровно три недели, считая двое суток, потраченных на подавление любого сопротивления. Канонерки, пользуясь малой осадкой, чувствовали себя как дома в разделяющих вражескую столицу протоках и проливах Меларенского озера, и отвечали пушками на любой, даже пистолетный, выстрел. Не успевший бежать король Густав Четвёртый Адольф стал жертвой одной из таких
