Если бы понимал, он бы разглядел, что творится в сердце Наяхи и ее, и дал бы им немного счастья. У него так много женщин, мог бы и отпустить ее. Но ему нет дела до их чувств. Наяха сделал свой выбор, остался верным своему вождю, и хан оценит его покорность. Молодой человек никогда больше не подумает о ней, не представив себе того, что случилось у подножья ханского трона. Их любовь не в счет и должна быть забыта.
— У тебя будет собственный шатер, — послышался голос хана, — и служанки из твоего племени. Ты получишь свою долю моих стад и любой добычи.
Хулан свернулась клубком под одеялом, а он раздевался. Он сказал все это раньше, когда они пировали, наклонившись в кресле и сжимая ее руки. Отец ее, добившись своего, дал себе волю и напился так, что его людям пришлось унести его из шатра на руках. Наяха тоже сильно напился, но был еще способен петь и плясать с другими. Ей казалось, что она слышит его голос в хоре, выражающий скорее бешенство, чем радость. Наяху вознаградят за его верность, как и обещал ему его хан. Он возблагодарит судьбу за то, что не пожертвовал всем ради нее.
— Проси у меня, чего хочешь, — сказал хан. — Все, что ты хочешь, будет твоим.
— У меня есть то, чего я хочу, — сказала она. — Мое племя вернется из изгнания. Больше мне ничего не надо.
Он подошел к постели.
— Ты меня не боишься, Хулан. Но не будь беспечна.
— Я не буду беспечной. Я знаю, что ты наказываешь всякого, кто оскорбляет тебя, мгновенно, что ты сокрушишь меня беспощадно, если я дам повод, но я не боюсь тебя.
Он присел и погладил ее косы.
— Наяха сильней волей, чем большинство других, — сказал он, — раз он мог провести с тобой три дня и не поддаться тебе.
— Он не мог предать тебя, — пояснила она. — Он лишь нахваливал тебя всякий раз, когда говорил о тебе. Ни одна женщина не может встать между ним и его долгом по отношению к тебе. Думаю, ничто не может.
— И все же… — Он вытянулся рядом и обнял ее за талию. — Я так сильно хочу тебя, Хулан. Я думал, что подобное чувство к женщине уже в прошлом, но ты пробудила его снова.
Она лежала неподвижно, не отвечая на его ласки, не испытывая к нему никакого чувства. Он может владеть ее телом, но большего никогда не получит. Он приложил свои губы к ее губам, а она подумала о Наяхе, ласка которого глубоко сидела в ее памяти.
90
Джамуха втянул воздух, когда до него донесся запах варившегося в котле мяса. Пять его товарищей сидели на корточках у костра. Чувство голода обострилось, аргали был их лучшей охотничьей добычей за последнее время. Они гнали диких горных баранов вниз с горы, а потом по желтой степи, пока не свалили одного.
В небе плыли над облаками снежные пики гор Тангну. Лиственницы в предгорьях становились зелеными, под соснами и кедрами в чаще подлеска покрылись почками кусты смородины, готова была расцвести жимолость.
Его товарищи были мрачны. Даже возможность поесть не подняла настроения. Джамуха был уверен, что они скоро покинут его. Они жили жизнью отверженных уже долгие месяцы, ожидая от него хоть какого-нибудь решения. У него не было войска, чтобы возобновить борьбу после поражения. Сюда за ним последовали немногие, и остались лишь пятеро. Он мог бы поехать на север и присоединиться к оленеводам, но предполагал, что вскоре Тэмуджин совершит поход и туда. Его товарищи в конце концов потеряют терпение и бросят его.
Радостей теперь было мало — увидеть еще один признак весны на лесистых горах, найти источник, подстрелить горного барана. Война его окончилась, Тэмуджин ее выиграл. На его участи можно проверить, кому благоприятствуют духи.
— Радуйтесь, мои друзья, — с горечью сказал Джамуха. — Нам повезло, и мы пируем.
Лицо Огина потемнело.
— Могли бы и раньше попировать.
Джамуха покачал головой.
— В лесах полно оленей, а когда наши лошади нагуляют жирку, мы сможем добыть хороших коней. Мы…
— Вот до чего ты нас довел, — сказал Огин, посмотрев на остальных. Люди поглядывали то на Джамуху, то на молодого человека. — Мне эта жизнь приелась.
— Ты же сам поехал, — сказал Джамуха. — От присяги я тебя освободил.
Оружие Джамухи было под рукой. Когда он встал и потянулся к котлу, в глаза ему бросился знак, который Огин подал другим. Не успел он схватиться за нож, как все навалились на него и прижали к земле. Он подергался, но ему уже связали руки, и оставалось лишь ругаться.
— Что это за предательство? — шипел он.
— Ничего ты не сделаешь, — сказал Огин, когда товарищ его связал Джамухе ноги. — Вот так и будешь, пока не помрешь.
Джамуха корчился, пытаясь освободиться.
— Вы осмелились поднять руку на меня?
— Мы не собираемся убивать тебя, — сказал Огин. — Ты нам живой больше нужен. Мы отвезем тебя к Тэмуджину. Он тебя убьет, а нас вознаградит за то, что мы тебя поймали.
— За это вам награды не дадут, — возразил Джамуха. — Я не сомневаюсь, что он меня прикончит, но он не отличит вас за то, что вы меня выдадите. Поезжайте к нему, сдайтесь и предложите ему свои мечи, но меня освободите. Ему будет достаточно знать, что я потерял все.
— Мы тебя наслушались.
Огин пнул его в живот, Джамуха застонал. Огин пошел к котлу. Джамуха лежал и смотрел, как другие рвут мясо.
Джамуху бросили поперек седла на его лошадь и привязали к стременам. По дороге люди почти не разговаривали. Наверно, он ошибается, и его анда вознаградит их, особенно остро ощущая вкус своих побед при виде поверженного Джамухи. Наверно, хан станет пытать его до того, как найдет способ казни, которая бы не нарушила его клятвы быть названым братом.
Его тело болело от ушибов. Останавливаясь для отдыха, люди давали ему лишь воду, чтобы он не помер. Они прибыли в лагерь кэрэитов, и Огин сказал там людям о своем пленнике. Несколько кэрэитов присоединились к ним в качестве охраны, а вперед, в стан Тэмуджина, послали гонца.
Джамуха предполагал, что его отвезут в орду хана, где жены и сыновья Тэмуджина будут глазеть на пленника, но их встретило много воинов, которые повезли его в направлении Хэнтэйского массива. Хан со своими людьми охотился и велел доставить его туда.
Когда они проходили меж двух огней у лагеря, Джамуха, ослабший от неловкой езды, старался удержаться на ногах. В степи под горами было кольцо походных шатров. Их повели в ближайший шатер. Стражи, стоявшие там, выкрикнули приветствие, и из шатра появился Тэмуджин.
Джамуха со связанными сзади руками заставил себя поднять голову. Тэмуджин пристально смотрел на него. Под светлыми глазами у него появились тонкие морщины, а плечи ссутулились под меховой шубой. Джамуха ждал, что его анда рассмеется и прикажет подвергнуть новым унижениям — бить палками, набить колодку.
Из шатров вышли еще люди и собрались вокруг хана. Тут был старый Мунлик, чья верность была куплена его женитьбой на матери Тэмуджина, и Джурчедэй, который когда-то был на стороне Джамухи. Борчу и Джэлмэ, лица которых постарели и потемнели, были по-прежнему тенями Тэмуджина. Тут был Хорчи, служивший Джамухе, пока не увидел сон, который предсказал, что Тэмуджин станет монгольским
