отойдет от меня, и как ты можешь пострадать. Я уверен, что ты подчинишься мне, Тэмулун. — Рука его стиснула ее плечо, девушка выпрямилась. — Теперь иди к своим ястребам и соберись — я не хочу, чтобы Мунлик ввдел тебя несчастной. Я посмотрю твоих птиц, когда поговорю с матерью.
Слезы холодили лицо Тэмулун, Оэлун вытерла их рукавом. Дочь взяла тулуп и пошла к порогу. Хучу и Кукучу, раскрыв рты, смотрели на Тэмуджина, явно потрясенные размолвкой.
— Вы никому ничего не скажете об этом, вы, двое, — твердо сказала Оэлун, — иначе я обломаю палку о ваши спины. А теперь идите и принесите мне кизяков.
Мальчики выбежали вслед за Тэмулун. Тэмуджин вздохнул.
— У нас с Тэмулун кровь одна, — сказал он, садясь. — Немногие осмелятся говорить со мной таким тоном. Я думал о ее счастье, ты знаешь, Чохос-хаану нравится ее норов.
— Не утешай меня, Тэмуджин. Все не в счет, если замужество не приносит тебе выгоды. Может быть, я слишком баловала ее, но она не трусила, когда нам приходилось туго, и я не видела большой беды в том, чтобы дать ей повольничать чуть дольше.
— Ты должна внушить ей, в чем заключается ее долг, — наставлял он. — К тому времени, когда ты отправишься со свадебным поездом в стан ее мужа, она забудет, что когда-то расстраивалась.
Служанки устроились у очага повязать, а Оэлун села рядом с сыном.
— Ты мне что-то хотел сказать.
Тэмуджин кивнул.
— У меня новость для тебя, мама. Я нашел мужа и для тебя.
Она замерла.
— Значит, я еще одно животное, которое надо обменять на что-то.
Он прищурился.
— С сестрой ты говорила более мудро.
— Тэмулун пора замуж, она молодая, а я слишком старая, чтобы рожать мужчине сыновей.
— Женщины и постарше беременеют, но у этого человека уже есть несколько сыновей. Он все еще считает тебя прекрасной и говорит, что другой жены ему не надо. Я подумал, что такой муж тебе подойдет, мама… Мунлик хочет жениться на тебе.
Это ее не тронуло. Есть мужчины и похуже, Мунлик будет неплохим мужем. У нее была мимолетная страсть к нему после смерти мужа, но все это давным-давно умерло, да и Мунлик не выдерживал сравнения с багатуром.
— Я понимаю, почему ты хочешь выдать меня замуж, — сказала она вполголоса. — Мунлик был не из самых верных друзей в прошлом. Как приемный отец, он выиграет немало, будучи верным тебе. — Ее сын понимал, что у нее достаточно сильный характер, чтобы привязать мужа к нему крепкими узами. — Как ты говорил, Мунлик всегда знает, откуда дует ветер.
— Он любит тебя, мама… и говорит, что всегда любил.
— И это пойдет тебе на пользу, если мы поженимся. Он любит то, чем я когда-то была, но еще больше любит идею женитьбы на матери хана. — Она опустила голову. — Я должна подать хороший пример дочери и показать, какой восторг я испытываю, когда он ухаживает за мной.
— И ему, и мне будет приятно. — Он встал. — Надо посмотреть птиц Тэмулун. Ей, наверно, больше понравится замужество, когда она узнает, какие великолепные соколы у Чохос-хаана.
— Что бы мы там ни чувствовали, ты свое получишь.
Он ушел. Будучи ханом, он не мог позволить себе растрогаться, откликнуться на мольбы матери и сестры. Ему приходилось быть готовым наказать любого, кто подводил его. Ей следовало бы быть благодарной за его решительность. Несмотря на то что в юрте было тепло, Оэлун стало зябко. Она встала и пошла к очагу.
58
Гурбесу стала на колени, потом распростерлась. Три священника читали молитвы, брызгали святой водой на синий камень в ее маленьком алтаре, а потом дали поцеловать золотой крест. Найманская королева молча прижалась губами к нему, благодаря Бога и Его Сына за успех ее мужа. Она посоветовала ему не вести свои войска против кэрэитов, но Инанча не послушал ее. Она знала, что Инанча Билгэ, даян найманов, победит и погонит хана Тогорила с трона, и все же боялась, что победа ускользнет.
Гурбесу села на пятки. Она призвала шаманов днем раньше и попросила их прекратить с помощью заклинания зимний буран, чтобы ее муж вернулся побыстрей. Рассвет принес чистое небо. Поскольку зло постоянно борется с добром, мудро было заручиться помощью по возможности большего числа святых людей.
«Спасибо тебе, Господи, за дарование моему даяну победы. Молю, чтобы то, чего я боюсь, никогда не наступило».
Она сотворила знамение креста и встала. Домашние служанки вскочили. Та-та-тунг, писарь-уйгур, который был хранителем печати даяна, поклонился и перекрестился. Гурбесу подозвала другого писаря, тот вручил мешочек с золотом священникам за их молитвы.
Из-за входа послышался голос, один из телохранителей ответил. Гурбесу повернулась, вошел молодой человек, стал на колени, коснулся лбом расшитого ковра и встал.
— Показалась армия, моя королева, — сказал он. — Штандарт даяна виден на горизонте.
— Спасибо за сообщение, — ответила она. — Я буду ждать у шатра и приветствовать даяна там.
Молодой человек откланялся. Одна из служанок подошла к сундуку и достала любимый, отделанный мехом, халат Гурбесу. Она повелела, чтобы главный стан от подножья Алтайских гор перекочевал сюда, в долину реки Кобдо. Инанче будет приятно, что она приехала сюда встречать его. Служанка поправила халат на ее плечах, а потом протянула перчатки. Золотые монеты, украшавшие ее головной убор, звенели при каждом шаге. Даян захочет увидеть ее счастливой, а не обремененной сомнениями.
Ряды всадников двигались к стану снежным берегом Кобдо. Люди в первых рядах достигли березовой рощицы, за которой стояли шатер Гурбесу и юрты служанок. Инанча увидит, что его королева стоит на морозе, приветствуя его, жаждущая показать свою радость по поводу его возвращения.
Ее выдали за даяна три года тому назад в пятнадцать лет, после смерти его главной жены. Теперь Инанча редко посещал своих других жен и поставил Гурбесу надо всеми ими. Она внимательно слушала, о чем он говорит со своими генералами, разузнавала все, что могла, у его советников и потом давала свой совет.
Это изумляло Инанчу. Иногда он прислушивался к ней, чаще — нет. Даян найманов хорошо правил своим народом целые годы без ее советов и мог вполне обходиться без них.
Несмотря на это, она его любила. Он почитал ее, наслаждался ею и был добр к ней. Она бы хотела, чтобы он прислушивался к ней чаще, но если бы он был человеком, которым легко управляют другие, неуверенным в себе, она бы не могла его любить.
Какой-то человек вышел из юрты и поклонился, коснувшись рукой шапки.
— Я приветствую тебя, королева и мать, — пробурчал Бай Буха. — Я подумал, что найду тебя снаружи, где ты встречаешь моего отца. Я не могу не присоединиться к тебе.
— Даяну будет приятно.
Бай Буха подошел поближе. Его черные глаза смотрели на нее слишком жадно. Его взгляды раздевали ее, он бы ее изнасиловал, если бы мог, даже еще до кончины отца. Инанча взял младшего сына Баяруга с собой, но оставил Бай Буху присматривать за найманскими кочевьями.
Инанча Билгэ заслуживал хороших наследников. Но Баяруг выходил из себя, споря с отцом даже по поводу того, где и когда производить перекочевку. Бай Буха молча подчинялся даяну, но взгляд у него был угрюмый, недовольный. В двадцать пять лет он участвовал в немногих битвах и не проявлял особой храбрости даже на охоте.
— Отец будет радоваться тому, что ты вышла встречать его, — сказал Бай Буха, — хотя ты предупреждала его против этого похода. Смотри, как безосновательны были твои страхи. Даян всегда
