заимодавца.
Годом-двумя раньше, когда Тур трудился над фильмом о «Ра» и тоже испытывал финансовые затруднения, его выручило шведское телевидение, на котором работал его близкий друг Ленард Эренборг. Тур решил снова прибегнуть к его помощи и попросил Эренборга позондировать почву, не заинтересует ли географический отдел шведского ТВ телевизионный фильм о плавании на камышовом судне.
Ответ пришел быстро: шведы интересуются, готовы помочь, но...
Зовет Карло посидеть на завалинке, поболтать. У него сегодня тоска по общению. До завтра!
КОНСОРЦИУМ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
На чем остановился? На шведах. Шведы ответили: «Интересно, поможем, но одни не потянем. Надо привлечь какую-нибудь другую телевизионную компанию, например английскую Би-би-си».
Би-би-си тоже отнеслась к предложению Хейердала сочувственно, однако заявила, что и она вкупе со шведами не потянет. Не позвать ли на подмогу телевидение ФРГ?
Дальше — как в известной детской сказке: за фалды западногерманских телевизионщиков ухватились японские, за фалды японских — американские, из так называемого Тринадцатого канала, патронируемого Американским географическим обществом, и все вместе, впятером, вытянули репку: собрали требуемые полмиллиона долларов.
Взамен Тур обязался предоставить в распоряжение кредиторов четырехчасовую телевизионную картину об экспедиции «Тигрис», каковую картину они выпустят в эфир там и тогда, где и когда сочтут нужным.
Таким образом, медведь еще не был добыт, а шкура его уже была продана, причем продана именно для того, чтобы организовать охоту.
Уже одно это не могло не огорчать Тура: с первых дней подготовки плаванья он чувствовал себя должником.
НЕ БЫЛО БЫ ДОЖДЯ!
Пишу в пути. Подождет консорциум.
Деревушка Шафи осталась за кормой и уже вспоминается такой же далекой, как Эль-Курна.
Надо, однако, в последовательности, с утра.
Утро, как помните, началось выходом на берег и прыжком Ганса Питера. Затем был завтрак, на завтрак — овсянка, варил ее Норман. Корпел долго, призвал на помощь Детлефа, каша убежала, но стараний приложено максимум.
Затем — дела обычные... Дима достраивал туалетную будочку справа по борту. Мы с Карло привязали на корме откосины и затянули веревки, фиксирующие поперечину и основание мостика снизу,— готовились к установке весел.
Работа шла медленно. Надоело это подчеркивать снова и снова, но как быть, ежели оно так и есть, если каждую веревку надо отмотать, отрезать, заделать концы, чтоб не расплетались, наложить петлю без узла, крепко, равномерно затягивая шлаги, завязывать, натуго обтянуть,— а тут поперечина расшаталась, перевязывай ее заново, а тут Норрис ухватился за верхнюю переладину капитанского мостика, она мгновенно прогнулась, сызнова закрепляй.
Тору-сан срочно сшивал раскроенный еще в Эль-Курне брезентовый чехол на хижину: ее крыша, там где бамбуковые опоры, в дырках, начнись дождь — протечет. О том, что тогда случится с бога-жом, в беспорядке наваленном на палубе, лучше и не думать.
К счастью, небесная канцелярия пока что не подвела.
«ВОСЬМЕРКА»
После обеда начали ставить на место весла — и сразу всем бросилось в глаза, что сечение их нисколько не изменилось, да и как оно могло измениться? Овал есть овал.
Тур выговаривал Норману и Цилиху, заочно,— обещали же, когда брались, 1то стержень будет круглым, а теперь как быть? Стесывать лишнее? Убирать тол-шину, к которой как раз стремились?
Норман отмалчивался, видно было, он обескуражен и расстроен. Но, тем не менее, едва гроза приутихла, вновь принял авторитетный вид и принялся давать советы, как весло привязывать. Перепробовали два-три варианта, один другого оригинальнее, и, обозлившись, сказал Норману, что хоть я и не инженер, а всего-навсего жалкий лекарь, но выучил правила наложения повязок и знаю, что прочней крестообразной «восьмерки» ничего до сей поры не изобретено. Привязали весла «восьмеркой», подтянули винты, подняли якоря и парус и пошли.
ВТОРОЙ СТАРТ
Шли на привязи, но самостоятельно: мотобот держал буксирную веревку провисшей. Примерно спустя полчаса на нем началось волнение, послышались крики — и, отцепившись, он свернул к берегу. Оказалось, забыли двоих арабов, бедняги бежали за нами добрых два километра с канатом на плечах.
Рулевые весла действуют плохо, страшно скрипят и стремятся лечь на меньшую кривизну. Поэкспериментировали с ними — приподняли: будут ли работать части лопасти? Будут, ничуть не хуже. Зачем же мы их наращивали, уширяли?
Норман опять произнес «Саутгемпгон!» и теперь уже этим магическим словом не убедил никого.
— С такими рулями выходить в океан — идиотизм,— подвел категорический итог Тур.
Упустили уточнить— мы сейчас вовсе не в океан идем. Мы совершаем марш-бросок до бумагоделательной фабрики, расположенной в двадцати километрах ниже по Шатт эль-Арабу. Там снова станем на прикол — инженеры фабрики эбещали помочь, чем смогут.
Все, конец, солнце зашло, ветер стих, моторка берет нас на буксир. До темноты надо во что бы то ни стало добраться до фабрики. Вдали показались гигантские факелы горящего газа.
ПРОБУЖДЕНИЕ
Что со мной? Где я?
О чем-то похожем рассказывал Ф.: в Карпатах маленькую группу новичков-туристов вечер застал на околице села. Решили, что пройдут село, разобьют лагерь и заночуют. А село тянулось бесконечно, шагали полчаса, час, звезды высыпали, а окраины нет. Уже собирались проситься на ночлег, но вдруг силуэты домов отступили от обочины, зашумели деревья — выбрались! Свернули с дороги в траву, поставили в темноте палатку и уснули. Проснулись же от автобусных гудков, от гомона радио и увидели, что ночевали на центральной площади, в сквере.
Там все-таки было пусть большое, но тихое карпатское село. А здесь... Наш пирс прямо, можно сказать, в сердцевине комбината, перерабатывающего на бумагу местный камыш. Все вокруг грохочет, лязгает, все в огнях, в дыме, в воде плавают какие-то белые лохмотья. Вчера пытались отыскать уголок, где хоть немного тише, но там вода оказалась совсем уже невообразимо грязной. Смирились, останемся, где причалили, хотя спать здесь все равно что разбить палатку у памятника Долгорукому на улице Горького.
Сейчас, впрочем, нас перебазируют, загонят в закуток, где мы никому не будем мешать, и простоим мы там — сколько? Тур уверяет — день. Снять весла, округлить стержни, опилить лопасти, поставить весла — и только день? Вряд ли...
ТРЕТИЙ СТАРТ
Вечер. Стоим у фабричных складских помещений, внутри которых непрестанно похрустывает и потрескивает,— и «Тигрис» ответно потрескивает.
Перешвартовка сопровождалась жуткой суетой, возгласами на разных языках и окриками Тура, который справедливо боялся, что мы врежемся или в нас врежутся.
Усилия, нами затраченные, и волнения, испытанные нами, и дают мне право именовать сию перешвартовку Третьим стартом.
Едва пристали и закрепились, подъехал громадный кран, подцепил наши рули и перенес их, как две спички, на сушу. Там мы положили их на козлы, вырезали круглый шаблон — и Дима приступил.
