МЕТОДОМ МАСТЕРА НЕСТЕРА
Когда Дима занес топор, Норман испуганно закричал: «Что он делает?! Нужен :рубанок!» Пришлось объяснять, что на Руси издавна строили избы и храмы, обходясь единственно топором, и что Дима-не посрамит традиции. Однако даже после того, как Дима продемонстрировал .свое .искусство и все убедились, что топор в его руках строгает глаже, чем рубанок в -наших, даже после этого Тур, Детлеф и Норман жаловались, что у них екает сердце при каждом его ударе. А я в ответ рассказывал о мастере Нестере, который поставил на острове Кижи посреди Онежского озера двадцатидвухглавую церковь, поставив же, молвил: «Нет и нигде не чбудет второй такой!» — и швырнул в онежские воды топор, столь верно ему дослуживший.
— Пусть не швыряет,— шепнул мне Тур.— Пусть подарит, я его с собой заберу.
Дима работал великолепно и быстро. Обтесал стержень ло шаблону, оставалось прошкурить — и все. Но открылась новая любопытная подробность. Лопасти рулей разбухли, вышли из пазов, стали непомерно тяжелыми: оказывается, хитроумный Цилих, надставляя их по нашему заказу, использовал казеиновый клей, который, как известно любому мальчишке-авиамоделисту, в воде растворяется!
На сей раз Норман о Саутгемптоне не вспоминал...
Как ни бранись, других весел у нас все равно не появится. Решили отодрать Цилиховы наклейки, попытались просушить дерево паяльной лампой и покрыть эпоксидной смолой.
ПЕРКУССИЯ
Шкурил в поте лица. Подошел Тур и долго стоял, наблюдая. Было непонятно, одобряет он мою работу или нет, и я спросил по-арабски: «Ну что, зен?» «Зен» значит «хорошо». Когда, угостив пациента-араба витаминной таблеткой, я осведомлялся, как он теперь себя чувствует, араб с блаженной улыбкой отвечал: «Зе-ен». Я думал, что и Тур ответит так же, поддержит шутку, но он молчал. А потом сказал: «Идем, я покажу тебе «зен». И повел ко второму веслу, над которым трудился Дима.
Да уж, что «зен», то «зен», лучше не бывает. С Цилихом не соскучишься. Нашлепки, которые он ставил на весло, утолщая его, не прилегали к стержню плотно, между ними и стержнем явно существовала полость. Дима постучал карандашом — раздался глухой звук.
Там, возможно, уже полно воды, а нет, так будет. И что она там натворит, бог знает.
Прежде всего требовалось определить размеры и форму каверн. Пригодилась врачебная практика. Подверг больное весло перкуссии — медицинскому выстукиванию — и нашел границы полостей. Теперь просверлим в накладках дыры и зальем внутрь эпоксидку.
Тур удручен. Он потратил большие деньги на весла, платит десяти моторизованным арабам, которые, пока мы примериваемся и чинимся, не делают ровно ничего. Лодка сработана прекрасно, а рули не выдерживают никакой критики, и плыть мы не можем, между тем «Тигрис» на плаву уже шестнадцать дней. И стоит он сейчас ниже сточного коллектора, откуда выбрасывается в реку невероятное количество каустика и соляной кислоты: именно эти химикалии используют здесь, чтобы превратить камыш в бумагу!! От белых хлопьев кажется, что на Тигре ледоход.
ГЛАЗА НОРРИСА
Пообедали, приняли душ и, обновленные, вернулись к своим заботам. Детлеф протер лопасти техническим спиртом, подсушил лампой и промазал смолой. Видимо, он не сумел соблюсти точную пропорцию смолы и отвердителя, состав не схватился до сих пор, хотя уже прошло часов пять. Не везет так не везет.
Зато повезло в другом. Рашад, уехавший с утра в Басру, вернулся с четырьмя большими кусками кожи. Обтянем кожей уключины, наложим кожаные кольца на стержни рулей — нашлись, кстати, драгоценные гвоздики,— будем шприцевать вазелином или оливковым маслом, и проблема с вращением весел в гнездах, похоже, смягчится.
На радостях Рашад, Асбьерн и Эйч-Пи назакрепляли кожи везде, где что-то о что-нибудь трется: весло о корму, якорь о борт.
Осталось ждать и надеяться, что эпоксидка застынет. Тогда привяжем рули — ив путь. Если завтра выйдем, послезавтра, может быть, будем в Басре.
Вечером закусили в фабричном кафе. Пользуемся возможностью сокращать кухонное самообслуживание — скоро сядем на судовой паек... Даже Норман, которого мучает лихорадка, не устоял перед перспективой поужинать на суше, пошел в кафе вместе с нами и там не жаловался на отсутствие аппетита.
Он бодрится, но ему явно не по себе и от болезни, и от сознания причастности к нашим бедам. А меня гложет совесть: зря я на него вчера накричал.
Он ведь не со зла, не по умыслу — искренне старался сделать как лучше, да и после драки кулаками не машут, и вовсе ни к чему нам, ветеранам «Ра», прилюдно устраивать друг другу сцены.
КОНСОРЦИУМ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Словарь гласит: «Консорциум — соглашение, заключенное несколькими монополистическими синдикатами для осуществления определенной финансовой операции».
Подчеркиваю — финансовой.
С момента, когда Хейердал подписал контракт, он имел дело не с друзьями-доброжелателями — к тому же трагические жизненные перипетии вынудили Лёнарда Эренборга отойти от дел,— а с объединением пайщиков, рискнувших капиталами и настроенных эти капиталы с лихвой вернуть.
Участники консорциума хотели за свои деньги получить такой фильм, какой им нужен. Число и умение приглашенных Туром кинооператоров их удовлетворяло, но все же они решили дополнительно подстраховаться. Питсбургское телевидение зарезервировало в экипаже место для своего полномочного представителя.
Так у нас появился Норрис.
Он Туру не подчинен, формально от него независим, его труд оплачивает телевизионная компания — этакий вольноопределяющийся на борту. И есть у него камера, синхронная, с дистанционно управляемым магнитофончиком — по слухам, в прошлых экспедиционных поездках Норриса она поработала достаточно, ловко фиксируя на потребу публике житейские трения и психологические неурядицы.
Не знаю, не знаю... Ничего плохого не хочу и не могу сказать о Норрисе, уважаю его, но глаза!.. Какие инструкции ему даны, что он намерен запечатлевать своей камерой?
Поживем — увидим.
В ХЛОПЬЯХ ПЕНЫ
Пишу и наблюдаю, как по реке на нас движется пена каустика и останавливается между нами и мотоботом. Афродита из этой пены отнюдь не родится. Что будет с нашим бедным камышом?! Слой химически активной мерзости толщиной в сантиметров десять! Взяли с Рашадом бамбучины, оттолкнули «Тигрис» от мотобота, разогнали пену, словно покрутили мешалками в котле, где кипятится большая стирка.
Очень скучаю по Ксюше, маме, детям. Прикрепил к потолку хижины их фотографии и перед сном с ними разговариваю. Они спрашивают: «Как тебе плывется?» Отвечаю: «Сами видите».
Иду спать.
ОТ ЭПОКСИДКИ К МОРИЛКЕ
Утро тихое и спокойное. Встал, умылся, побрился — и на берег, проведать злополучные рули. Они безмятежно возлежали на козлах. На одном смола высохла отлично, на другом превратилась в какую-то вязкую массу и сползает слоями. Опять думать, что делать.
Собрался консилиум. После долгих споров здешние хозяева, немецкие инженеры, уговорили нас очистить лопасти от всего лишнего, покрыть их морилкой и поверху — расплавленным битумом.
Разбили стекло и принялись осколками соскребать то, что вчера намазывали. Затем немцы покрыли дерево морилкой, развели костер под бочкой с битумом и капитально пропитали им лопасти.
