Счастливого пути!» А кто-то, видимо, судовой радист, просил уточнить марку нашей радиостанции и используемые ею частоты.
Затем ветер стих.
ШЛЮПКА СО «СЛАВСКА»
Мы остались без хода, без управления, на оживленнейшем фарватере, который надо было покидать возможно скорее,— как пешеходы на перекрестке, прозевавшие свой зеленый свет.
Надеялись, что хотя бы течением дотащит нас до буя, привяжемся и переждем затишье,— и буй приближался, до него оставалось каких-нибудь два кабельтова, но тут начался прилив и «Тигрис» поволокло обратно к берегу, к Фао.
Получался конфуз, скорее, правда, обидный, чем опасный,— днем наскочить на нас, не заметив, мог бы разве только слепой. Но это днем, а если штиль продержится до темноты?
До темноты, впрочем, было далеко, и страха мы не испытывали, одно унижение. Казалось, весь рейд наблюдает за нами и смеется: ай да «Тигрис»!
В волнах показалась странная посудина красного цвета, безвесельная, люди в ней, в оранжевых спасательных жилетах, то привставали, то приседали, словно качали пожарную помпу: шлюпка была оборудована ручным приводом к винту.
Она шла точно на нас, и по поведению ее экипажа видно было, что смеяться над нами они не собираются. Без лишних слов бросили нам буксирный конец и потащили к бую. Однако им не удавалось нас даже сдвинуть, десять человек в двадцать рук крутили винт без всякого эффекта.
— Пусть соединят нас с буем веревкой, попробуем подтянуться сами,— подал идею Тур.
Идея была правильная. Шлюпка с надписью «т/х «Славск» налегке устремилась вперед, а мы наращивали канат бухта за бухтой — когда цель маячила
в двух шагах, последний узел, затянутый нами, развязался.
Сейчас легко вспоминать, а какое нас тогда взяло зло и какой стыд мы испытывали!
МОРСКОЙ ВОЛК
Спустили на воду свою надувную лодчонку, которой, если помните, океан вообще противопоказан, сели в нее вдвоем с Асбьерном и кое-как догребли до шлюпки — извиняться, знакомиться и держать совет.
— Давайте побуксируем вас «Славском»! — с ходу предложил моряк, помогавший нам стать борт о борт.
Я замялся: решение неожиданно кардинальное, трудно его обсуждать без санкции капитана — как капитан, согласится?
— Я капитан и есть,— успокоил моряк. И назвался: — Игорь Антонович Усаковский.
Теперь я о нем многое знаю. Тридцать четыре года службы на флоте, из них дюжина в антарктических широтах, на китобойце, опыт, знания — и юношеская решимость в любой критический момент брать ответственность на себя. А тогда, при первой встрече, даже чуть-чуть удивился: с чего бы лезть ради нас в спасательный бот?
Бот вернулся к «Тигрису» — пришлось и мне покрутить винт, запарился с непривычки, весла приятней, по-моему,— Усаковский же пересел в нашу резиновую лодку, и Асбьерн повез его на ожидавший невдалеке теплоход.
«Славск», громадина водоизмещением 18 000 тонн, надвигался медленно, осторожно. С него подали конец на шлюпку, к шлюпке прицепились мы — и процессия, коей никогда до того не видел и впредь не увидит Персидский залив, с черепашьей скоростью двинулась в путь.
НИКАК НЕ РАССТАТЬСЯ
Путь предстоял близкий: нам лишь бы убраться с фарватера и поштилевать где-нибудь в безлюдном уголке.
Около шестнадцати часов теплоход остановился, к нему подтянули и пришвартовали «Тигрис», и мы отправились на «Славск» с благодарственным прощальным визитом.
Капитан, однако, не был, как выяснилось, настроен на расставание. За ужином он осторожно намекнул, что время для выхода в залив выбрано не самое лучшее, в декабре норд здесь задувает редко. И предложил потянуть нас еще немножко, к маяку Шатт эль-Араб, до него примерно тридцать миль на юго- восток,— там все-таки легче ловить ветер и лавировать.
Тур колебался.
— Престижа вы не уроните,— настаивал Игорь Антонович.— Открытое море начинается за маяком. Я, в сущности, вывожу вас из района порта, разве это предосудительно?
В общем, в двадцать один час с минутами винты «Славска» заработали, и караван тронулся в прежнем порядке, теплоход, шлюпка в качестве амортизатора, следом — мы.
Утром проснулись от качки. Маяк — вон он, по волнам гуляют барашки, ветер свежий и до безобразия не подходящий, почти встречный.
Тур, Норман, Детлеф и я вновь переправились на «Славск» — подоскональнее разузнать насчет погоды. Запросили по радио прогноз, ответ получили неутешительный. Игорь Антонович готов был продолжать буксировку, но Тур взбунтовался: «Сколько можно? Пора, наконец, идти самостоятельно!» Усаковский взглянул на Хейердала с уважением: «Тогда — доброго пути».
НЕ СПИТСЯ
Четверть третьего ночи. Вскочил, как подбросило,— куда бежать, что хватать? — и опомнился. Комфорт, уют, тишина.
Чего недостает для счастья? Хруста камыша недостает? От наглаженных простыней отвык?
Пойду на корму, проведаю своих.
Проведал. Насколько мог видеть, все в порядке. Фонарь горит, трос натянут.
Движемся еле-еле, узла два даем — будет машинистам потом забот.
Не заснуть, и точка. Ладно, раз так, значит, на вахту. На чем остановился с вечера? На том, как утром третьего декабря на траверзе маяка Шатт эль-Араб мы покидали «Славск».
ПЕРВЫЙ ШТОРМ
Отшвартовались без блеска: крепко стукнулись носом о корпус «Славска», затем приложились еще раз, затем чуть было не попали под его винты. С большим трудом подняли парус, опустили оба выдвижных киля и пошли — не к Бахрейну, а скорее в сторону Кувейта. Под острыми углами к ветру — сразу определилось — «Тигрис». не ходит, для него предел — галфвинд, и то через силу, плюс еще снос течением,— практически нас волочило строго на запад.
День пролетел не помню в каких делах. К ночи волнение разыгралось, у двоих членов экипажа появились симптомы морской болезни. Решили стоять на вахте попарно и по две смены. Мне предстоит дежурить «собачью», перед рассветом, и по доброй привычке штормующих мореплавателей, когда им только и остается ждать дальнейших событий, я завалился спать.
Около двадцати трех меня разбудил крик Тура: «Все наверх!» На секунду почудилось, что ожили авралы «Ра», ветер свистит, бортовая качка, на палубе суета, Норман командует, Карло тянет канат — нет, я не на «Ра», там, среди океана, мы от мелей и рифов были избавлены, а здесь — прямо по курсу — огни, это остров Файлака, нас несет к его побережью, на камни.
Упал сброшенный парус, мы с Норрисом и Рашадом кое-как свернули его и закрепили. Детлеф спешно готовил носовой якорь — надо бы сперва плавучий, чтобы погасить скорость, но наши навигаторы не желали никого слушать. Якорь был брошен, взял дно — и трос лопнул, как нитка.
Детлеф не унывал, у нас в запасе имелся еще один якорь, маленький, на корме. Привязали к нему веревку, надежную, трехсантиметровой толщины — подарок моряков «Славска»,— бросили якорь, опять- таки взял дно, веревка натянулась и... развязалась...
БЕСПОМОЩНОСТЬ
