— Поднимись-ка.
— Что, уже виден Индостан?
— К дьяволу Индостан. Тащит на юг. И не определиться, солнца нет.
— Что же делать?
— Прежде всего подумать о дополнительном парусе. Он даст возможность увеличить скорость и маневренность.
Передал распоряжение Тура Норману, он тут же вышел на мостик. И началась дискуссия.
Есть три возможности: а) развить скорость и на всех парусах мчать вперед — авось славируем и пронесет; б) выбросить плавучий якорь, лечь в дрейф и ждать; в) развернуться и пойти на север, обратно.
Тур, похоже, склонялся ко второму варианту. Норман настоял на первом — и полез на мачту. Эйч-Пи, Норрис, Рашад спешно готовили к подъему «носовой платок» и ждали команд. Норман молча спустился, скрылся в хижине, и вдруг — истошный вопль. Я в испуге бросился оказывать помощь, но это он просто уронил в воду свою финку. Выкрикивая проклятия, полез на мачту снова, через четверть часа в полутьме спустился, и стало ясно, что парус мы сегодня не поднимем. Из трех возможностей не реализовано ни одной — плывем, куда гонят ветер и волны.
Карло разворчался: «Уж не знаю, демократизм это или мягкотелость. Где единоначалие?!» Трудно с ним не согласиться.
НАШ ВЕЧЕР
Тура подменил на мостике Герман, Германа — я: рулил, а трое главных навигаторов выбирали сколько-нибудь оптимальный курс — подсвечивали кормовой буй и распоряжались: «Держи 140°... 150°... 160°... 170°...» Остановились на 165°, ушли ужинать. Вскоре Герман, перекусивший наскоро, вернулся и отправил меня к столу.
Сладковатая каша, обозванная рисовым пудингом, кофе, сыр, хлеб — обязательные разговоры. Россказни. Байки. За ужином мы добреем и размягчаемся. И взбадриваемся, как бы ни был тяжел день.
Сегодня в центре внимания — отсутствующий за столом Герман.
Кто-то пошутил, что миллионер добрую половину дня продремал и вряд ли «Тигрис» поможет ему сбавить вес, если он на это рассчитывает. Шутка была беззлобная, но Тур почувствовал себя слегка уязвленным и поведал о нескольких Германовых подвигах.
Повествование открылось историей, которую я слышал еще в Эль-Курне: о том, как Герман фотографировал девочку в стране болотных арабов. Далее рассказывалось, как Герман провел Тура на осмотр только что открытой в Мексике пирамиды, провел, невзирая на правительственный запрет, мимо вооруженной охраны, представившись шурином президента.
— Знаете, что было в этом предприятии самое трудное? — спросил Тур.
Мы, конечно, не знали.
— Самое трудное было потом, когда мы получили официальное приглашение, делать вид, что обозреваем сокровища пирамиды впервые.
Действие следующей байки развертывалось на границе двух не очень дружественных государств. Герман в репортерском раже забрел куда не следовало, и его повели на заставу, обвешанного камерами, с поднятыми руками. Перепуганная спутница Германа бросилась к пограничникам улаживать конфликт, но Герман крикнул ей: «Что же ты! Снимай!» — и еще более гордо вскинул руки.
Ужин затягивался. Гремел хохот. Сверху, с мостика, к его раскатам наверняка завистливо прислушивался недоужинавший Герман.
«Забыл про меня?» — спросил он с обидой. «Забудешь, как же, битый час тебя воспевали». Тут его огорчение мгновенно испарилось, он с достоинством передал мне вахту и пошел пить кофе.
Это вечерняя вахта. Ночная еще впереди.
НАША НОЧЬ
Просыпаюсь оттого, что тянут за большой палец ноги — излюбленная манера Эйч-Пи. Минуты три уходит на то, чтобы определить в темноте, где перед у трусов, брюк и рубашки. И — мостик.
Рукоятка руля, отполированная усилиями коллектива. Колышущаяся, тускло светящаяся красным, как кроличий глаз, картушка компаса.
Возобновляются привычные поиски равнодействующей между ветром, течением и кораблем.
Это похоже на то, как напряжение в электросети непрестанно скачет, а ты ручным прибором его выравниваешь. Или перезаписываешь магнитофонную пленку с колоссальными разбросами громкости. Но больше всего это похоже — и по форме, и по сути, я заметил это еще на «Ра» — на работу с гомеостатом.
Гомеостат — инструмент для исследования слаженности малой группы. Несколько человек крутят верньеры, стараясь загнать общую стрелку на «О», и при этом неминуемо мешают друг другу. Побеждают те, что наилучшим образом используют в своих целях действия соседей.
Здесь партнеры сильные, с неиссякаемым запасом энергии: ветер, океан, инерция корпуса лодки. Они тянут в разные стороны. «Тигрис», влекомый лебедем, раком и щукой, не остается возом, который и ныне там. Он — пусть хотя бы приблизительно — движется, куда нужно. Если не зазеваешься и не позволишь парусу хлопать. А позволил, зазевался — аврал.
Детлеф, отправляясь спать, сказал, что мы уже пересекли фарватер (и верно, огни судов теперь слева от нас) и продолжаем дрейфовать на юг.
НЕСЕТ НА БЕРЕГ
Примерно в полшестого утра по правому борту возникло зарево — явно населенный пункт. До него миль двадцать. Плохо дело.
День начался и длился как обычно. Занимались кто чем. Совершили две поимки. Детлеф поймал солнце, определился и выяснил то, что и так ясно: курс ведет к опасности. Эйч-Пи же изловил на спиннинг корифену. Она сорвалась было, но тут лее попалась снова, уже Асбьерну,— первая рыба, пойманная на «Тигрисе», прекрасный повод для застольного торжества.
Что бы мы, однако, ни делали, приближающийся берег сидел в наших мыслях цепко.
Уже видны были высокие горы. А рифов там, наверное! А отмелей!
Тур без дискуссий приказал спустить парус и бросить плавучий якорь. Все наперегонки бросились выполнять приказ — соскучились по четким командам. Парус лег на палубу между хижинами, ушел в воду тормозной парашют, но дректов его не натянулся: нас волокло не ветром, а течением.
Опять, как на рейде Басры, овладевало нами чувство беспомощности и безнадежности.
Показалось неподалеку судно, небольшой норвежский сухогруз под названием «Брюнет». Сделал круг, приветственно посигналил и ушел. Ему на смену явился другой сухогруз. На его борту было написано: «Академик Стечкин», Одесса».
ЗЕМЛЯКИ
Со «Стечкина» спросили в мегафон:
— Юрий Александрович, не нуждаетесь ли в чем? Если да, то поднимите руку.
— Невероятно! — воскликнул Норман в полном изумлении.
Передал вопрос Туру. «Координаты и сводку погоды»,— сухо ответил он.
На «Стечкине» засуетились, спустили мотобот. Вскоре он подошел к нам, и с него передали бутылку коньяка и ящик боржома. И метеорологические сведения, неутешительные: в ближайшие сутки серьезных изменений не ожидается.
Детлеф сказал: «Попроси их оттянуть нас от берега миль на шесть». Я вопросительно взглянул на Тура, но Тур будто не слышал, хранил гордое молчание и даже не спустился с мостика. Вообще он вел себя при этом визите крайне официально. Видимо, огорчался, что помочь нам догадался «Стечкин», а не вышеупомянутый «Брюнет».
Через час, впрочем, шеф получил возможность отыграться. Погода прямо на глазах вопреки прогнозам стала меняться, и Тур взглянул на меня с укоризной, вот они, мол, твои земляки.
