Дьёрдь посмотрел по другую сторону от советской бронетанковой техники. Сердце у него чуть не остановилось.
— Мы едем не в ту сторону! Этот чертов поезд идет не в Сопрон — он идет назад в Будапешт!
Аника в страхе сжала его руку.
Поезд внезапно остановился, последовал толчок. Аника упала на Дьёрдя, который сохранил равновесие только благодаря тому, что крепко держался за поручень у окна. Пассажиры переглядывались в страхе и замешательстве. Дьёрдь не сводил взгляда с русских танков за окнами поезда.
— Они же не начнут стрелять, правда? — шепнула Аника.
— Я в этом совсем не уверен, — ответил он, покусывая губу.
А потом неожиданно в дальнем конце вагона появился проводник в блеклой серо-голубой форме и стал пробираться сквозь толпу. Отовсюду на него посыпались вопросы. Он сложил руки рупором и объявил:
— Мы не можем въехать в Будапешт. Повторяю, мы не можем въехать в Будапешт. Советские танки окружили город, и там идет сильная стрельба.
После чего последовала самая удивительная часть информации:
— Мы поворачиваем назад. И проследуем до самого Сопрона.
Гёза, Дьёрдь и Аника посмотрели друг на друга. Они ликовали. Через несколько минут поезд медленно тронулся с места и помчал прочь от Будапешта, задушенного советскими танками.
Весь их путь к границе, казалось, пролегал через коридор из танков. Когда они наконец прибыли на место и ступили на платформу вокзала в Сопроне, то вздохнули с облегчением, полные надежд. Пока все шло хорошо.
День уже клонился к вечеру.
— С какой стороны граница? — спросил Дьёрдь у Гёзы.
— Я не знаю, — признался тот.
— Ну и что нам теперь делать, черт побери? — сорвался он. — Спросить у какого-нибудь русского солдата?
И тут Анику осенило.
— Здесь же есть лесной институт! Мы могли бы поспрашивать студентов.
Она не успела закончить свою мысль. Не прошло и пары секунд, как Дьёрдь уже интересовался у пожилой женщины, как пройти к институту.
Едва они вошли в огромный вестибюль, как тут же к ним подошел молодой человек в берете:
— Друг, боеприпасы нужны?
Внутри здания царила почти праздничная атмосфера. Десятки юных патриотов вооружались, чтобы дать отпор русским захватчикам и освободить свою родину.
Каждому из вновь прибывших выдали по куску хлеба, по чашке какао и… по пригоршне патронов, которые им насыпали, черпая совком из большого чана.
— А где оружие? — поинтересовался Дьёрдь, жуя хлеб.
— Скоро будет, друг, обязательно будет.
Трое беглецов отошли в сторонку посовещаться, что делать дальше. Одно было ясно. Не для того они проделали весь этот путь, чтобы участвовать в сопротивлении, результат которого известен заранее.
— Эти люди — чокнутые, — сказал Гёза, перебирая в руках патроны, словно это горсточка орехов. — Гильзы все разнокалиберные. Среди них даже двух одинаковых не найти. Как они собираются их использовать — из трубочек плеваться в русских, что ли?
После чего он встал и вышел наружу — сориентироваться на местности.
Дьёрдь и Аника посмотрели друг на друга. Впервые за эти дни они остались наедине.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил он у нее.
— Мне страшно. Надеюсь, у нас все получится.
Она сжала его ладонь.
— Не волнуйся, — ответил он.
А потом, помолчав несколько минут, спросил:
— А кстати, что ты сказала матери?
— Знаю, ты будешь смеяться, но мне пришлось соврать, чтобы она поверила. — Она несмело улыбнулась. — Я сказала, будто мы уходим, чтобы пожениться.
Он ответил усталой улыбкой и сжал ее руку.
— А вдруг так оно и есть, Аника?
— Ты это серьезно, Дьёрдь?
Он помедлил немного и сказал:
— А зачем я, по-твоему, взял тебя с собой?
Они оба откинулись назад и замолчали, обессиленные. Через несколько минут она печально произнесла:
— Интересно, как там, в Будапеште, хотела бы я знать.
— Заставь себя не думать об этом, — ответил он.
Она кивнула. Но в отличие от Дьёрдя ей было непросто совладать со своими воспоминаниями.
Вернулся Гёза.
— Австрия всего в нескольких километрах отсюда — нужно пройти пешком через лес, который начинается за домами. Если выйти прямо сейчас, можно добраться туда затемно.
Дьёрдь взглянул на Анику. Она встала, не говоря ни слова.
Снова пошел сильный снег. Он беззвучно падал пушистыми белыми хлопьями. Вскоре все трое промокли насквозь и продрогли. Городские туфли на тонкой подошве совершенно не грели — в них было все равно что босиком.
Но они были не одни такие. То и дело им встречались группы людей, иногда семьи с детьми. Иногда они просто кивали друг другу, иногда обменивались скудной информацией, рассказывали, кто что знает. Да, мы думаем, граница в том направлении. Да, мы действительно слышали, что большинство пограничников дезертировали. Нет, советских солдат мы не видели.
В чаще леса они то и дело натыкались на бункеры, из которых угрожающе торчали стволы пулеметов. Это были пограничные посты, вероятно покинутые людьми. Друзья просто обходили их стороной и продолжали двигаться вперед, в любую минуту ожидая выстрелов в спину.
На снегу что-то зловеще сверкнуло. Неподалеку раздался лай собаки. Все трое застыли на месте, не в силах пошевельнуться.
— Это пограничный патруль? — испуганным шепотом спросил Гёза.
— Дьявол, откуда же мне знать? — шикнул в ответ Дьёрдь.
Через секунду-другую путь им преградил какой-то человек с немецкой овчаркой. Но оказалось, это всего лишь кто-то из местных вывел собаку на прогулку. Они поспешили дальше.
Еще минут через пять лес закончился. Внизу, у подножия холма показалось то, что, скорее всего, и было австрийской границей. Они увидели, как солдаты в шинелях останавливают у ворот транспорт, разговаривают, жестами требуя показать документы. Некоторым машинам разрешалось проехать, другие отправлялись обратно.
— Ну вот мы и на месте, — объявил Гёза.
В его измученном голосе послышались ликующие нотки.
— Да уж, — криво усмехнулся Дьёрдь, — теперь осталось всего-навсего проскочить мимо пограничников. Кто-нибудь умеет летать?
Вдруг незнакомый голос произнес:
— Стоять, руки вверх!
Они резко обернулись и увидели позади двоих мужчин в военной форме. Один из них держал в руках автомат.
Проклятье… пограничный патруль!
— И куда это мы собрались? Уж не на пикник ли в Австрию, случайно?
Ни Дьёрдь, ни Гёза, ни Аника не ответили. От безысходности все трое утратили дар речи. У второго
