мошенничестве.
— О мошенничестве… — бездумно повторила Иньянна. — Но возможно ли такое? Они показали мне документы, генеалогическое древо, бумаги с моим именем… Неужели они совершили путешествие от Ни- мойи до Велатиса лишь затем, чтобы выманить у меня двадцать реалов?
— Нет, конечно, они ехали не только ради вас, — ответил хьорт. — Вероятно, три или четыре наследника Ниссиморнского окоема нашлись в Велатисе, пятеро в Нарабале, семь в Тил-омоне, двенадцать в Пидруиде… Видите ли, генеалогию нескольких десятков людей узнать совсем не трудно. И подделать документы, и заполнить бланки. Получить двадцать реалов от одного, тридцать от другого — вам не кажется, что на эти деньги можно неплохо жить, если только не слишком задерживаться на одном месте?
— Но ведь этого же не может быть! Это противозаконно!
— Да, — устало согласился хьорт.
— И Король Снов…
— Строго накажет их, можете не сомневаться в этом. И мы, конечно, не замедлим строго наказать их, как только обнаружим. Вы могли бы оказать нам большую помощь, подробно описав их внешность и манеры.
— А мои двадцать реалов?
Хьорт пожал плечами.
— Есть какая-нибудь надежда на то, что смогу получить их обратно? — требовательно спросила Иньянна.
— Никакой.
— Это значит, что я лишилась всего, что у меня было!
— От имени его величества я выражаю вам мое искреннее и глубокое сочувствие, — сказал хьорт, и на этом аудиенция закончилась.
— Отведи меня к Ниссиморнскому окоему! — потребовала Иньянна у своей спутницы, когда они с Лилойв вышли наружу.
— Но ты, конечно же, не веришь…
— Что этот дом принадлежит мне? Нет, конечно нет. Но я хочу его увидеть! Я хочу знать, как выглядит дом, который мне продали за мои двадцать реалов!
— Ну зачем терзать себя?
— Прошу тебя, — настаивала Иньянна.
— Ну что ж, — сдалась Лилойв.
Она взмахом руки подозвала парящую лодку и набрала на пульте адрес. Широко раскрыв глаза, Иньянна изумленно смотрела по сторонам, пока машина несла их по благородным проспектам Ни-мойи. Под теплыми лучами полуденного солнца все, казалось, купалось в свете, и город сиял, но не морозным блеском прозрачного Дюлорна, а переливающимся, пульсирующим, прямо-таки чувственным блеском, отражавшимся от каждой гладко оштукатуренной стены, заливавшим улицы. Лилойв рассказывала о наиболее интересных местах, мимо которых они проезжали.
— Это Музей Миров, — она указала на огромную архитектурную композицию, увенчанную диадемой из угловатых стеклянных куполов. — Здесь хранятся сокровища с тысячи планет; есть даже несколько вещей со Старой Земли. А это Палата Колдовства, тоже своего рода музей, посвященный волшебству и сновидениям. Я никогда в нем не бывала. А там — смотри, видишь, спереди три птицы? — Городской дворец, где живет мэр. — Машина начала снижаться по склону к реке. — Там находятся плавучие рестораны, — сказала она, обведя рукой полгоризонта. — Их девять, и каждый как небольшой остров. Говорят, что там можно попробовать блюда из любой провинции Маджипура. Когда-нибудь мы в них побываем, во всех девяти, правда?
— Блажен, кто верует, — печально улыбнулась Иньянна.
— Выше нос! У нас с тобой вся жизнь впереди, а воровская жизнь совсем неплоха, — тараторила Лилойв. — Я собираюсь со временем пройтись по всем улицам Ни-мойи, и ты сможешь пойти со мной. Знаешь, в Гимбелуке — это за городом, в холмах — есть Парк Сказочных Зверей, которых уже совсем не осталось в природе: всякие там сигимойны, галвары, димилайоны, ну, и еще всякая всячина. А еще есть Дом Оперы, там играет муниципальный оркестр — ты слышала о нашем оркестре? Тысяча инструментов, ничего подобного нет нигде во вселенной. А еще есть… Ну вот, мы приехали!
Они вышли из парящей лодки. Иньянна увидела, что они находились на набережной. Перед нею лежал Зимр, великая река, столь широкая в этом месте, что она могла разглядеть лишь смутную зеленую полоску — это был Ниссиморн — на горизонте. А совсем рядом от нее, слева, высилась ограда из металлических пик в два человеческих роста высотой, расставленных на восемь-десять футов одна от другой и соединенных между собой тонкой, почти невидимой сетью, издававшей басовитое зловещее жужжание. А за оградой находился сад поразительной красоты с изящными низенькими кустами, усыпанными золотыми, бирюзовыми, алыми цветами и газонами, так низко и ровно подстриженными, что казалось, будто на земле раскатан изумрудный ковер. Дальше начинался пригорок, на вершине которого, на выступавшей из земли скале, возвышался огромный особняк с белыми, как было принято в Ни-мойе, стенами, казавшийся воплощением воздушной легкости, характерной для нимойского архитектурного стиля, с портиками, которые, казалось, плыли в воздухе, и балконами, немыслимо далеко выступавшими из стен. Не считая дворца самого герцога, который был виден неподалеку, лишь немного ниже по реке, — Ниссиморнский окоем показался Иньянне самым красивым отдельно стоявшим зданием, которое она успела увидеть во всей Ни-мойе за то недолгое время, что пробыла здесь. И вот об этом она думала как о наследстве от своей двоюродной бабушки?! Ею овладел безудержный смех. Она вдруг пустилась бежать вдоль ограды, время от времени приостанавливаясь, чтобы рассмотреть дворец с разных точек, и продолжала хохотать, как будто кто-то сообщил ей величайшую истину во вселенной, ту истину, в которой содержался ключ к тайнам всех остальных истин, а такая всеобъемлющая истина должна, несомненно, вызвать смех. Лилойв поспешила за ней; она окликала свою новую подругу, просила ее подождать, но та неслась вперед, будто в нее вселились бесы. Наконец она оказалась перед главными воротами, по сторонам которых возвышались, внушительно сложив все свои руки на груди, два одетых в безупречно белые ливреи стражника-скандара, самых огромных из всех, какие ей доводилось видеть. Иньянна продолжала хохотать. Скандары нахмурились. Лилойв, догнав наконец Иньянну, дернула ее за руку и шепнула, что им лучше уйти и не нарываться на неприятности.
— Подожди, — ответила Иньянна, которой в конце концов удалось смирить свой смех. Она подошла к скандарам: — Вы служите у Калейна Нимойского?
Гигантские существа взглянули на нее как на пустое место и ничего не ответили.
— Передайте вашему господину, — продолжала она, ничуть не задетая этим, — что Иньянна Велатисская была здесь, видела дом и передает свои сожаления, что не сможет прийти к обеду. Заранее благодарю вас.
— Пойдем! — яростно прошипела ей в ухо Лилойв.
Безразличие на волосатых лицах огромных стражников начало уступать место гневу. Иньянна сделала им изящный прощальный жест, снова расхохоталась, махнула рукой Лилойв; они вместе отбежали к парящей лодке, и Лилойв тоже присоединилась к истерическому веселью подруги.
Прошло много времени, прежде чем Иньянна снова увидела солнце Ни-мойи, ибо она начала в подземельях Большого базара новую жизнь, жизнь воровки. Сначала она нисколько не хотела браться за ту «работу», которой занималась Лилойв и ее родственники. Но практические соображения вскоре вынудили ее отказаться от тонкостей этики. Она не имела никакой возможности вернуться в Велатис; к тому же теперь, после того как она получила первое, пусть даже очень ограниченное, представление о Ни-мойе, у нее и не было такого желания. Там ее ничего не ждало, кроме давно уже опостылевшей жизни мелкой торговки клеем и гвоздями, фальшивым атласом и фонарями из Тил-омона. Но для того, чтобы остаться в Ни-мойе, тем не менее требовались деньги. Она не владела никакой профессией, кроме торговли, а о том, чтобы без капитала открыть здесь хоть самую захудалую лавчонку, нечего было и думать. Со дня на день ее скудные средства неизбежно закончатся. Она не могла отвергнуть доброжелательное предложение своих новых друзей, у нее просто не было иного выхода — они предлагали ей присоединиться к своему обществу;
