К тому же он, Боженко, уразумел и основное. Вы думаете, этого хитрована дезертиры волнуют? Ему “совдепы” натерли холку! Брешет, что в десятитысячном гарнизоне не нашлось сотни, чтоб утихомирить несколько горячих голов! Ему, анафеме, надо, чтоб рабочая самооборона ушла отсюда, тогда сразу найдется хоть тысяча юнкеров — накроют заседание Совета в полном составе и — пожалуйста! Делегаты, конечно, окажут сопротивление; под этим предлогом — за беспорядки в городе время осадного положения он, гад, не посчитавшись с воинскими документами депутатов, запроторит их в дезертирскую колонну и оттарабанит на войну до победного конца! Вот с Советами и будет покончено, пока там разберутся…
Боженко дергал бородку, смотрел на офицера и молчал.
— Так как же, гражданин Боженко? Дружинникам необходимо выступить немедленно…
— А вот как, гражданин офицер… — Боженко помолчал еще мгновение, чтобы загнать обратно в горло все те слова, которые уже были на языке, — про “бога” и “мать” этого ферта и про ее непристойное поведение: — и наконец ответил: — Немедленно… катитесь-ка своим ходом, пока… Словом, очень приятно было познакомиться. Адью!
Штабс-капитан Боголепов-Южин смотрел на Боженко секунду.
Секунду смотрел на него и Боженко.
Но на эту секунду между ними было сказано все.
Так говорят только один раз и — навсегда.
Боголепов-Южин, не откозыряв на этот раз, сел а машину и хлопнул дверцей. Автомобиль сразу тронулся, задымив бензином.
— Шибздик! — сказал ему вслед Боженко и заторопился в зал.
В зале уже приступили к выборам делегатов на съезд. Меньшевики опять сблокировались с эсерами и выставили список, в котором не было ни одного большевика.
На трибуне стояла Евгения Бош.
— Товарищи! — говорила Бош. — Если мы не пошлем в составе делегации большевика, мы неверно представим на съезде соотношение партийных сил в Киеве. Мы требуем пропорциональности. Четвертая часть Совета — большевики. Таким образом, одним из четырех делегатов должен быть большевик. Иначе мы не будем голосовать. Баллотировка не состоится!
Председательствующий эсер Григорьев насмешливо ухмыльнулся:
— Большевики вольны голосовать или не голосовать, выборы все равно будут действительны: для избрания достаточно двух третей голосов.
Он объявил баллотировку.
Тогда Иванов с места запел “Интернационал”.
Большевики в зале подхватили:
Иванов стоял, пел и разглядывал присутствующих.
Данный состав Советов был избран в первые дни после Февральской революции и сегодня уже никак не отвечал взглядам и настроениям киевских трудящихся — их возросшей за эти четыре месяца сознательности. В первые дни революции демагогические фразы эсеров и эквилибристическая казуистика меньшевиков сбивали с толку очумевших от радости, но не разбирающихся в политике людей. И они отдавали голоса тем, кто произносил наиболее эффектные речи во имя революции.
Теперь было не то. Ведь когда дошло до дела, меньшевики и эсеры выступили за продолжение войны, против всех требований рабочих и оказали сопротивление разделу помещичьей земли между крестьянами. Сегодня большевистские лозунги поддерживали не только на тех предприятиях, где за большевистской организацией шло большинство, как, например, у металлистов или портных, на даже и там, где большевистских организаций вовсе не было: большевистская критика раскрывала людям глаза на деятельность Временного правительства. Даже выступая на митингах, где большевистских предложений не принимали, Иванов убеждался: не настал еще час, но пройдет немного времени — и эти же самые люди станут первыми энтузиастами большевистских идей
Голосование закончилось: ни один большевик не был избран от киевских Советов на Всероссийский съезд.
Большевики встали с мест и покинули заседание. Объединение Советов уже не имело смысла: это привело бы только к объединению фракций меньшевиков и эсеров.
Тут же в вестибюле большевистская фракция приняла решение; идти на Печерск, где должен был состояться большой митинг, и рассказать пароду о провале объединительного заседании Совета рабочих и Совета военных депутатов.
Толпой выйдя на мостовую, лавируя среди трамваев, автобусов, циклонеток и извозчиков, большевики — члены обоих Советов — двинулись через Бессарабку и Собачью тропу: решено было взять в помещении печерского клуба свое большевистское знамя.
Пятаков шел с Ивановым. Он кипятился:
— Тебе никто не поручал выступать от имени большевиков за автономию Украины! До съезда еще неизвестно, какую позицию займет партии в этом вопросе…
Иванов спокойно отвечал:
— Пока не состоялся съезд, существует известная нам позиция Центрального Комитета: я ее изложил совершенно точно. Уверен, что после съезда она не изменится…
Боженко остался у театра Бергонье. Заседание Советов продолжается — значит, рабочая самооборона должна выполнять свои обязанности.
— Василий Назарович! — взывали к нему дружинники. — Ним тоже надо на митинг! Да и наши все равно ушли…
Боженко почесал затылок.
— Знаете что, хлопцы? — наконец махнул он рукой. — Полагаю так: меньшевиков и эсериков юнкера не тронут — это же, так сказать, государственные партии. Если где и ждать провокации, то как раз на митинге… Айда на Печерск!
Данила и Харитон шагали в последней шеренге.
Данила то и дело сбивался с ноги. Он снова погрузился в сладкие мечты. Теперь ему виделось, как “ма-ле” уже становится на ножки и как они с Тоськой выводят его “на проходку”. Идут они от Аносовского парка к Днепру — в воскресенье, конечно, — и навстречу им все знакомые и соседи. Люди постарше одобрительно улыбаются, молодые женщина всплескивают руками, девчата визжат — тискают Тоську, хватают “мале” и мусолят ему щечки поцелуями. Тоська краснеет и прячет лицо у Данилы на плече, а Даниле приходится хмуриться и сурово выговаривать: “Не балуй!”.
— Да ты оглох, что ли? — сердится рядом Харитон. — Слышишь? Который раз спрашиваю, что это у тебя в руке?
Данила спохватывается и торопливо прячет пакетик в карман. Это небольшой кусочек печатного мыла “4711”. Он купил его в киоске “Бровар и К°”, у которого ему пришлось стоять на часах. Надо полагать, расчудесное мыло — такая о нем красивая реклама намалевана! Да и вообще, теперь же — революция! Хватит уже, чтоб пахучим милом умывались одни буржуи! Пусть и от маленького Даньк духовитым мылом