А потом министр сказал Комарову:
— Мы солдаты, что прикажут, то и должны делать!
Комаров понял все правильно и не стал допрашивать Кузнецова про шпионаж.
И еще один факт: «После возникновения «Ленинградского дела» и ареста в 1949 году бывшего Секретаря ЦК ВКП(б) A.A. Кузнецова, тень сталинского недоверия легла и на Абакумова, — пишет Н. Петров. — И это не случайно, ведь Абакумов имел довольно тесные отношения со своим бывшим куратором. Причем настолько, что ряд текущих вопросов предпочитал решать на уровне Кузнецова, не доводя их до Сталина. Еще в начале 1948 года вождь обратил на это внимание. Тогда, без согласования с ним Кузнецов разрешил Абакумову предать «суду чести» в МГБ двух проштрафившихся офицеров. По инициативе разгневанного Сталина Политбюро 15 марта 1948 г. вынесло взыскание Абакумову за действия «без ведома и согласия Политбюро» и Кузнецову за «единоличное согласие на организацию суда».
Трудно сказать, тогда ли у Сталина возникла мысль вообще избавиться от министра госбезопасности, но, по крайней мере, иезуитский расчет вождя состоял в том, что именно Абакумов должен обеспечить проведение «Ленинградского дела», по которому в числе прочих проходил Кузнецов. А уж потом, когда нужда в Абакумове отпадет — избавиться от него».
Но вернемся немного назад, чтобы понять некоторые детали внутрипартийной борьбы за власть…
В борьбе Берия и Маленкова за власть очень скоро появился провоцирующий повод, который дал, на их удачу, сын A.A. Жданова Юрий. В декабре 1947 года ассистента на кафедре органической химии МГУ Жданова назначили заведующим отделом науки управления пропаганды и агитации ЦК. Энергичный и сильно желающий показать себя на руководящей работе, двадцатисемилетний молодой человек сразу же решился атаковать научное творчество «ловкого авантюриста, демагога и более чем посредственного ученого, возглавлявшего с 1938 г. Всесоюзную академию сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина (ВАСХНИЛ)» Т. Д. Лысенко. Получив конкретную информацию от классических генетиков о плачевном положении дел в отечественной агробиологии, при этом использовав информацию Абакумова из научных биологических кругов (от заслуживающих доверие источников), Юрий Жданов на семинаре лекторов обкомов партии 10 апреля 1948 года дал решительный бой лысенковщине.
В докладе «Спорные вопросы современного дарвинизма» он сказал:
— Мы скажем нашим биологам, которые воюют сейчас с Трофимом Денисовичем, — смелее в практику, смелее в жизнь.
Когда к Сталину за защитой обратился перепуганный Лысенко, он приказал расследовать разразившийся скандал и обсудить его на Политбюро. Маленков самым внимательным образом изучил доклад сына Жданова, а в мае 1948 года Лысенко передал ему еще и собственные замечания по нему, которые представляли собой 24 выписки с комментариями и разъяснениями.
Таким образом, конфликт Жданова-младшего с Лысенко был умело представлен Маленковым в своих интересах, после чего Сталин отвернулся от A.A. Жданова.
На заседании Политбюро, открывшемся 31 мая, вождь возмущаясь, заявил, что «Жданов-младший поставил своей целью разгромить и уничтожить Лысенко, забыв, что тот сегодня является Мичуриным в агротехнике».
И, подводя итоги, Сталин, очень тихо и со «зловещей» нотой в голосе произнес:
— Надо примерно наказать виновных, но не Юрия Жданова, еще молодого и неопытного, а отцов, — указав при этом мундштуком трубки на Жданова-старшего.
1 июля 1948 года Маленков вновь избирается секретарем ЦК и возвращается в Секретариат вместе с Пономаренко (еще один враг Абакумова), а 6 июля Политбюро отправляет Жданова в отпуск на два месяца.
В последний раз вождь принял опального соратника 12 июля, но из отпуска он так уже и не вышел, скончавшись 30 августа 1948 года на Валдае.
Маленков сразу же приступил к реорганизации аппарата…
H.A. Вознесенского арестовали 27 октября 1949 года. Примечательно, что ходом следствия по делу лично руководил Г. М. Маленков. Известно о его присутствии на допросах, на которых ко всем арестованным применялись незаконные методы следствия, мучительные пытки, побои и истязания.
После снятия с должности Кузнецова отправили… учиться — в Перхушково, в филиал Военно- политической академии имени Ленина.
«— 13 августа папа сказал нам: «Вот вам денежка, сбегайте в Военторг купите мороженое, — вспоминает Галина Кузнецова. — Только без меня не кушайте. Дождитесь». Ушел. Валерка с мамой еще успели помахать ему рукой в окошко… Мы ждали его. Час, два, три…
А в семь вечера, еще светло было, в квартире раздался звонок. В прихожую вошли четверо мужчин в темных костюмах и шляпах с большими полями. Люди в штатском искали то самое письмо, которое Сталин передал Кузнецову в осажденный Ленинград и в котором значилось: «Родина тебя не забудет». Так и не нашли. Исчезло — словно испарилось…
— Во время ареста Кузнецова мы с Аллой отдыхали в Сочи, — вспоминает Серго Анастасович Микоян. — Когда вернулись, отец позвал меня к себе в комнату и сообщил об аресте Кузнецова. Он перечислил обвинения. И я помню, насколько они мне показались пустячными. Я же знал, что в 30-х годах Бухарина, Зиновьева обвиняли в шпионаже. И даже в том, что они хотели убить Сталина… Тогда это производило впечатление. В этом же случае обвинения были такими. Якобы Кузнецов говорил, что в Политбюро много нерусских. С Кавказа — Сталин, Берия и мой отец. Евреи — Каганович. Как будто бы Кузнецов заявлял: дескать, когда Сталин умрет, он постарается это изменить.
А еще его обвиняли в том, что он возвеличивал собственную роль в обороне Ленинграда и что даже в Музее обороны Ленинграда по его указанию повесили его портрет…»
Например, в письме Политбюро членам ЦК ВКП(б) был написан даже такой бред: «В настоящее время можно считать установленным, что в верхушке бывшего ленинградского руководства уже длительное время сложилась враждебная партии группа, в которую входили Кузнецов А., Попков, Капустин, Соловьев, Вербицкий, Лазуткин.
В начале войны и особенно во время блокады Ленинграда группа Кузнецова, перетрусив и окончательно растерявшись перед сложившимися трудностями, не верила в возможность победы над немцами.
Группа Кузнецова вынашивала замыслы овладения руководящими постами в партии и государстве.
Во вражеской группе Кузнецова неоднократно обсуждался и подготовлялся вопрос о переносе столицы РСФСР из Москвы в Ленинград».
А вот что рассказывает сын Кузнецова Валерий: «Тут своя предыстория. Когда началась война, Жданов, в то время первый секретарь Ленинградского обкома, отдыхал в Сочи. Отец стал фактически первой фигурой в городе. Постоянно общался по телефону со Сталиным по вопросам подготовки города к обороне. Сталин высоко оценил эту работу. Зимой 42-го в присутствии членов ГКО собственноручно, что делал крайне редко, написал личное письмо Кузнецову. Письмо заканчивалось словами: «Алексей, Родина тебя не забудет»…
— Я убежден, что даже в то тяжелейшее время Сталин просчитывал будущие кадровые комбинации. В этом демонстративном письме, дающем мандат на полновластие в Ленинграде, ведь никакой необходимости не было. Ленинградом руководил живой Жданов. Сталин первым завел и разговор о приглашении Кузнецова в Москву под предлогом, что нужно выдвигать молодых. Отец пользовался огромной популярностью и любовью у питерцев. Сталин учитывал эти настроения. Зачем ему был нужен еще один Киров в Питере?..
Реально же Сталин натравливал на отца свое завистливое окружение. Весьма показательно в этом смысле признание Микояна о том, как в 48-ом году на даче в Рице в присутствии «пятерки» — Молотова, Берии, Микояна, Маленкова и Кагановича — Сталин заявил, что хотел бы Генеральным секретарем поставить Кузнецова, а председателем Совета Министров питерца Вознесенского — тот тогда возглавлял Госплан…
— На деле это означало команду «фас». И ее так и поняли. Уже спустя полгода началась расправа. Секретаря Ленинградского горкома Капустина обвинили в связи с английской разведкой. А городское
